Любовь одна - Инга Берристер

У Дороти что-то оборвалось внутри. Она изо всех сил старалась сдержаться и не броситься ему в объятия, чтобы там — на груди Дункана — дать волю чувствам и слезам.

— Послушай, Дорри, что касается прошлой ночи…

Она вся напряглась, потому что уже знала, что за этим последует: банальное признание, что он утратил контроль над собой и хотел бы извиниться за «недоразумение».

— Пожалуйста, не говори ничего, — перебила она его. — То была ошибка, мы оба это понимаем. И знаешь, Дункан, скажу тебе честно: я бы хотела, чтобы ты ушел.

Та невидимая преграда между ними, которая исчезла, когда Дункан пошутил насчет страсти Дороти к любовно-приключенческим романам, вернулась на место и, кажется, стала еще прочней. Дороти повернулась спиной к Дункану, чтобы тот понял: его присутствие нежелательно и неуместно. Но при этом в душе у нее творилось такое… Она затаила дыхание, услышав, как Дункан открывает дверь.

— Мне очень жаль, что все так получилось… со свинкой, — сказал он с порога.

Это был запрещенный прием… Впрочем, Дункан мог догадаться, как много значила для Дороти эта уродливая игрушка.

— Да ладно, — сухо проговорила она. — Я вообще не понимаю, как он сохранился, этот поросенок. Надо было его выкинуть еще сто лет назад.

Она услышала, как закрылась дверь, но даже не повернула головы. Ей не хотелось смотреть на то, как он уходит от нее, возможно, в последний раз, навсегда. И только полностью убедившись в том, что Дункан уехал, Дороти бросила щетку и, опустившись на колени, медленно собрала все кусочки разбившейся глиняной копилки. Слезы текли по щекам и капали на пол. Потом Дороти разложила осколки на столе. Она понимала, что их уже не склеишь. Как не склеишь ее разбитое сердце. Теперь уже ничего не исправишь. Ничего…

Дороти встрепенулась и строго сказала себе: перестань. К чему эти драмы? И вообще, пойди наверх и умойся, идиотка.

Она так и сделала. Поднялась в ванную, глянула в зеркало и скорчила болезненную гримасу при виде своего заплаканного лица с припухшими глазами.

Осколки глиняного поросенка так и остались лежать на столе в кухне.

Дороти включила холодную воду. Вода шумела, да и стены в старом доме были каменными, толстыми, поэтому Дороти не услышала, как Дункан снова вошел в дом.

* * *

Он резко остановился, наткнувшись взглядом на аккуратно разложенные на столе кусочки глины, а потом подошел к столу и принялся перебирать их в руках. Если бы сейчас Дороти увидела Дункана, она бы его не узнала. Его лицо — обычно такое суровое — смягчилось, в глазах появилось какое-то странное, почти мечтательное выражение.

Дункан вернулся, поддавшись какому-то непонятному порыву, поддавшись желанию, в котором не хотел себе признаваться даже после стольких лет. Он вернулся с заранее приготовленным оправданием.

Но сейчас… Ему нужно было время, чтобы подумать, может быть, убедить себя в том, что это глупо и даже опасно — надеяться на что-то из-за каких-то кусочков глины.

Прошло уже столько лет, и ничего не изменилось. Все эти годы он ждал… надеялся и томился… Все эти годы он слышал от своего деда только то, чего ему не хотелось слышать. А потом вернулся и обнаружил, что в ее жизни нет никого, кто…

Ну хорошо. Он позволил сердцу взять верх над разумом, отдался своим желаниям, своим стремлениям… Но это было ошибкой. Хотя, может быть, все не так уж страшно. И все еще можно исправить.

Женщина, которая со слезами на глазах собрала с пола осколки разбившейся глиняной игрушки и аккуратно разложила их на столе, вместо того чтобы просто выкинуть в помойку… эта женщина вряд ли может быть равнодушной к тому человеку, который подарил ей эту игрушку. Так ведь?

Уходи, пока еще можешь уйти, сказал он себе. Наверху послышался какой-то шум. Дункану не хотелось, чтобы Дороти застала его сейчас. Он тихо вышел, но перед этим взял со стола один из самых больших осколков разбитого поросенка и забрал с собой.

Когда Дороти спустилась в кухню, у нее сразу возникло ощущение, что, пока она была наверху, кто-то побывал в доме. Она не могла понять, почему ей так показалось. Но странное чувство не проходило.

Пожав плечами, Дороти уселась за стол и уставилась на собранные осколки. Ей было грустно и горько. Она уже поняла, что день безнадежно испорчен. Даже то удовольствие, которое она, может быть, получит от книги Иден, уже не сможет поднять ей настроение и прогнать отчаяние.

Часов в пять вечера, устав от самой себя и от своих невеселых мыслей — которые, казалось, окутали весь дом, словно какие-то флюиды непреходящего несчастья, — Дороти позвонила матери и сказала, что собирается приехать к родителям в гости и провести у них пару дней. Потом Дороти позвонила Тресси и предупредила: она не появится в офисе до середины недели. Та ответила, что все нормально, что подруге и компаньонке давно пора было взяться за ум, отложить все дела и позаботиться наконец о своем здоровье.

Уже через час Дороти выехала из дому. Проезжая мимо закрытых ворот «поместья» Эшби-Кроссов, она заставила себя не смотреть в ту сторону, хотя и знала, что все равно не увидит, стоит ли перед домом машина Дункана. Высокие деревья закрывали обзор, и с дороги нельзя было разглядеть, что происходит во дворе.

Она всего лишь проехала мимо этого дома, но этого было достаточно… Ее сердце забилось чаще. Почему? Что за дурацкий вопрос! Потому что теперь здесь опять живет Дункан.

Дороти уже давно поняла: если Дункан действительно решит остаться тут навсегда, тогда придется уехать ей. Ради собственного спокойствия.

Но она еще не решила, как скажет об этом Тресси. Надо было придумать какое-то действительно убедительное объяснение своего отказа от того, чего она несколько лет добивалась с таким упорством и чего добилась в конце концов.

В пути Дороти невесело размышляла о том, хватит ли ей смелости и силы воли известить друзей и знакомых о своем предполагаемом отъезде. Конечно, можно придумать какую-нибудь ерунду, что, мол, надоело сидеть на месте, что пришло время перемен… Но каких, спрашивается, перемен?

Задумавшись, Дороти едва не съехала в кювет. Она раздраженно тряхнула головой и мысленно отругала себя за то, что совсем не следит за дорогой. Не хватало еще в аварию попасть!

Дороти добралась до родителей как раз к ужину. А после ужина ее едва ли не в директивном порядке отправили спать. Миссис Пресли даже зашла с ней вместе в спальню и выдала ей дежурный «спальный набор»: грелку с горячей водой, плюшевого мишку — того самого, с которым Дороти не расставалась в детстве, — и большую кружку с горячим лимонным напитком.

— Постарайся заснуть, дорогая, — сказала мама. — Ты что-то совсем исхудала, да и выглядишь очень уставшей. Что тебя беспокоит? Как у тебя с работой?

— С работой все замечательно, — Дороти улыбнулась. — Мам, кажется, я уже совсем засыпаю.

На самом деле ей совсем не хотелось спать. Но она ухватилась за этот предлог, чтобы не продолжать разговор. Если мама начнет расспрашивать, что ее беспокоит, Дороти придется врать. Но и правду она сказать не могла. Даже маме.