Ведьмины круги (сборник) - Елена Матвеева

– Что это было? – нервно спросила Катька и ускорила шаги. – Может, здесь какое-нибудь искривление времени и мы перенеслись в прошлый век?

Я вспомнил, что на пути нам встречался, как ни странно, конский навоз. И на площади у собора обратил внимание на старинные вывески с нарисованными кренделями и смешным трактирщиком с подносом и салфеткой, перекинутой через локоть. Но я подумал: вывески для колорита, а лошадей используют по их прямому назначению – поклажу возить.

Все разъяснилось очень скоро. Вышли мы на площадь в самом конце крепости, а там оцеплено. И люди в старинном платье, и кони, и прожектора. Снимают кино. И никакого искривления времени.

Катька сказала:

– Прочти хоть тысячу учебников и книг по истории, и это будет меньше, чем встреча с такой каретой на безлюдной улочке. Знаешь, меня даже пот прошиб. Я испугалась.

Рядом с крепостью, на другой стороне Кронверкской протоки, стоит кирпичное подковообразное здание – Артиллерийский музей, возле него, на валу, обелиск – место казни декабристов. Туда мы и отправились.

В путеводителе было сказано только про музей и декабристов, а на валу кроме обелиска оказалось много старинных пушек, и музейный дворик был до отказа набит всякой военной техникой – от пищалей и мортир четырехсотлетней давности до современных ракетных установок. И насколько уж я не любитель оружия, но не прийти в восторг от этого арсенала невозможно.

Катька достала бутерброды и термос с чаем, и мы, привалившись к прохладному стволу пушки, стали закусывать. Я восторгался Петропавловским собором и сказал Катьке, что считаю его красивейшим в мире. Разумеется, я мало что видел, но даже на картинках собор этот нереален. В жизни еще нереальнее. Его могучая и стройная, как корабельная мачта, колокольня золотым шпилем пронзает небо. Все остальные соборы по сравнению с ним неуклюжи и тяжеловесны, как утюги.

Катька выслушала мои излияния и вдруг с непонятным жаром сказала:

– Моя жизнь сложится прекрасно, я буду ездить по разным странам, жить в красивых отелях и увижу лучшие соборы мира. И тогда я сравню с ними твой Петропавловский и напишу тебе открытку – прав ты или нет.

Я удивленно смотрел на нее и не понимал, почему она так раскипятилась. Зато я почувствовал: что-то с ней не так, и она не верит в то, что говорит, не верит в то, что жизнь ее сложится прекрасно, что она будет ездить по разным странам.

– А вообще-то нам очень не повезло, что родились мы в такой дыре, – продолжала Катька. – Ты же видишь: у здешних ребят в миллион раз больше преимуществ, они другие – наглые, богатые и умеют радоваться жизни.

– Катька, что ты дрейфишь? – попробовал я ее утешить. – Не гневи Бога. Все, что мог, он тебе дал. А не умеешь радоваться жизни – твоя личная проблема. Учись. Ты обязательно поступишь в свой языковый институт и объездишь весь мир. Ты напишешь мне открытку, а может, и целое письмо из Парижа, Мадрида и Флоренции.

– Ладно, – сказала она. – Когда слишком хорошо, всегда становится грустно. А чем лучше, тем больше хочется, чтобы стало еще лучше. Лежу утром и думаю: вот откроется дверь – и войдет кто-нибудь настоящий и замечательный.

– Ну да, кругломордый, в кудряшках! – разозлился я. – Или, на худой случай, юный гений Сидоров. А вхожу всего лишь я. Какое разочарование!

– Про гения не шути, не надо.

– Не буду. С гениями не шутят.

– Я же тебе серьезно! Знаешь, как ему трудно? У него нет руки!

– И стеклянный глаз.

– Перестань, я правду говорю. Ему в детстве оторвало руку по локоть. Они с мальчишками патронами или гранатами в каком-то карьере баловались. Он тогда только что поступил в СХШ – это средняя школа при Академии художеств, – и он не ушел оттуда. Ты представляешь, что было с его родителями? А он учится и на будущий год будет поступать в академию.

– Левую руку?

– Левую. А я думаю, если бы и правую, он бы левой рисовать научился, он такой. И нечего тут иронизировать!

– Ну извини, я же не знал.

– Идем, – сказала она, укладывая в сумку термос.

Мы еще раз пересекли крепость и по проспекту вышли на Пушкарскую. Улица эта неширокая, застроенная высокими старыми домами. Как коридор. Движение одностороннее. Я обернулся на хлопок парадной двери на противоположной стороне. Оттуда вышли трое в черных костюмах. Самый высокий был немолод, но без проблеска седины в черных волосах, с усами, орлиным носом и резкими чертами лица. Я узнал его раньше, чем сообразил, кто это, потому что совсем не был готов к встрече.

– Подожди, – сказал я Катьке и перемахнул улицу прямо перед автобусом.

Орлиноносый уже захлопывал дверцу БМВ. Единственное, что я смог сделать, – запомнить номер машины. Он уехал.

– Ты чего? – Катька подбежала и дергала меня за рукав. – Жизнь не дорога? Если бы ты сидел в кресле, знаешь, на кого ты был бы похож? На микроцефального Петра из Петропавловки.

Возле подъезда, откуда вышли трое, сверкала золотом табличка с гравированными черными буквами. «ЗАКРЫТОЕ АКЦИОНЕРНОЕ ОБЩЕСТВО». Ниже: «ФИРМА». Еще ниже, шрифтом, похожим на древнерусский: «РУСЛАН И ЛЮДМИЛА».

Людмила! Орлиноносый! Орлиноносый – Руслан? Петербургская фирма и дом-притон на Картонажке…

А может, Людмила – это всего-навсего героиня сказки Пушкина и Орлиноносый никакой не Руслан и к фирме не имеет прямого отношения? Единственно, в чем была уверенность: я не обознался. Просто раньше он был без усов.

– Мне все уликой служит, все торопит ускорить месть!

– Что случилось? Что ты бормочешь? – Катька с тревогой смотрела на меня и ждала ответа. – Ты знаешь этого человека?

– Знаю.

– Кто он?

– Понятия не имею. Может, убийца.

– Издеваешься?

– И не думаю.

Лирическое настроение, не покидавшее меня в последнее время, улетучилось как дым. Мне надо было срочно возвращаться домой, но я не мог ехать. Появилась новая информация, а я не знал, как ею распорядиться, и даже не был уверен, что рад этому повороту событий. За этим поворотом на каждом шагу подстерегала опасность. Да, я боялся. Единственное, что в моем положении можно было предпринять, – следить за фирмой. Приезжает ли сюда Орлиноносый и как часто.

Сколько на это потребуется дней? Минимум неделя. А сколько часов надо вести наблюдения? С открытия до закрытия фирмы. И придется это делать, даже если Орлиноносый больше не появится. Но я предчувствовал: появится. И еще я подумал, что он большая шишка, а двое других – подручные.

– Пойдем, что ли? – попросила Катька и добавила: – Мне очень жаль, что ты уезжаешь.

Мы добрели до дома на Чкаловском, но подниматься я не стал. Сообщил, что завтра никуда не еду, но буду занят до вечера.

– Я ничем не могу тебе помочь?