Тайнознатицы Муирвуда - Джефф Уилер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В последний раз она видела его в ту ночь, когда он проник к ней в опочивальню. При воспоминании об этом леди Деорвин всякий раз содрогалась от страха. Ни стражники, ни ее собственная сила не помешали кишону безмолвной тенью проскользнуть в ее личные комнаты и предъявить ей ультиматум. Либо король сменит гнев на милость и призовет Майю, либо леди Деорвин об этом пожалеет. Но как она могла исполнить требование, если не знала даже, куда пропала девчонка? Ее шпионы день и ночь рыскали в поисках Майи. Корабль из Дагомеи так и не вернулся, но кишон был с Майей с самого начала, и его появление свидетельствовало о том, что она выжила в проклятых землях.
Глава Семейства Прайс встал на колени перед плахой.
— Как страшно, — прошептала Мюрэ. — Терпеть не могу казни. Зачем мы вообще пришли?
— Чтобы показать, что мы сильны. Что мы не трусы. Не позорь меня, Мюрэ.
Старый граф положил голову на плаху. Удар был быстр и точен. Толпа разом ахнула. Отвага отца передалась сыновьям — ни один не посрамил старого графа. Все они по очереди, не дрогнув, становились на колени и клали голову на плаху. Леди Деорвин испытала прилив невольного уважения.
Канцлер Крабвелл приготовил небольшую речь. Закончит, и можно будет уйти, подумала леди Деорвин. Канцлер встал с трибуны, где сидела знать.
— Так будет с каждым предателем королевства, — громко, внушительно объявил Крабвелл. — Всякий — или всякая, — кто пойдет против воли короля, заслуживает смерти. Наденьте головы на пики, и да послужат они назиданием остальным!
Леди Деорвин нахмурилась. Что значит «всякая»? Зачем он это сказал? Женщин никогда не казнили за измену, так на что же намекал Крабвелл? Она обернулась к мужу и увидела, что тот утешает тихо плачущую Джейен Секстон. Рука короля обнимала плечи девушки. Леди Деорвин в бессильной ярости стиснула кулаки. Эта девка и года не провела в ее свите! Если ее выгнать, для остальных это станет недвусмысленным предупреждением. Однако леди Деорвин не могла избавиться от невесть откуда взявшегося подозрения: если она выставит Джейен, супруг может отменить этот приказ и тем жестоко унизить королеву.
— Сколько крови! — прошептала Мюрэ, широко открытыми испуганными глазами обводя эшафот. — Сколько крови!
С неба стали падать крупные хлопья снега, серого, как зола. Леди Деорвин вздрогнула. Еще мгновение назад небосвод был чист, однако теперь его затянуло серыми тучами. Снег падал стеной, беззвучно, но осязаемо, укрывая от глаз людских картину казни.
— Пойдемте, матушка, — попросила Мюрэ, и леди Деорвин без единого слова повернулась и подошла к мужу. Он предложил ей руку. Ему хватило совести принять виноватый вид.
Тем вечером она нашла на столе у себя в опочивальне большую чашу, покрытую красной тканью. Это было так странно и необычно, что леди Деорвин, ни на мгновение не задумавшись, сдернула ткань и только тогда поняла, что красна она от крови. Под покровом покоилась голова старого графа.
Леди пришлось призвать все свои силы, чтобы не закричать.
Говорят, что лучшее средство против гнева — время. Мастон, который не в силах противостоять гневу, не раз пожалеет о невозможности вернуть в небытие то, к чему его подтолкнул этот гнев.
Земля в матушкином саду была твердая и вязкая, словно стылая глина; Майя изо всех сил налегала на заступ. Рядом стояла на коленях Сюзенна, руки ее были грязны, поверх платья повязан передник, и другой такой же — у Майи. Дыхание паром вырывалось изо рта, холод пробирал до костей, но девушки продолжали упорно трудиться. Тыльной стороной руки Майя потерла зачесавшуюся щеку и подняла глаза. Мимо протопал Тьюлисс с охапкой черных горшочков в руках.
— Неужели зимой будет что-то расти? — спросила Сюзенна, окинув взглядом снежную пелену, укрывавшую сад.
— Эм-гм, — пробубнил Тьюлисс, по-прежнему не осмеливаясь заговорить. Одобрительно кивнув при виде вскопанных девушками грядок, он принялся извлекать из горшочков клубки корней с торчащими из них побегами.
— Что это за растения? — спросила Майя, глядя, как он аккуратно распутывает корни. Она не раз уже встречала Тьюлисса в матушкином садике и всякий раз разговаривала с ним, стараясь перебороть его стеснительность.
— Цикламены и зимний вереск, — коротко ответил Тьюлисс. Нос у него порозовел, а белоснежные усы подрагивали. — Они красивые.
— А матушке они нравились? — спросила Майя, ощутив укол в сердце — в этот самый миг на другом краю аббатства происходила церемония погребения. Матушкино тело упокоится в костнице и будет опущено в землю на кладбище.
— Да, — тихо ответил Тьюлисс. Его застенчивый отстраненный взгляд был исполнен сочувствия. — Она любила… помогать мне с растениями. Вы похожи на нее.
По его лицу скользнула несмелая улыбка.
На глаза у Майи навернулись слезы. Она потянулась и взяла в ладони тяжелую грязную руку Тьюлисса. Сюзенна сочувственно коснулась ее плеча.
— Что еще вы сажаете зимой? — спросила садовника Сюзенна.
— Разное всякое, — ответил Тьюлисс, высвободил руку и стал бережно опускать рассаду в свежевскопанную землю. — Порей, чеснок, лук, спаржу… — он чихнул и вытер нос рукавом. — Спаржу… это уже было… капусту. Еще пастернак. Вкусный. Иногда горох. Зимний салат, — он снова чихнул. — Что посадить, всегда найдется.
Он умолк, и все трое принялись сажать цветы.
Закончив работу, Майя поблагодарила Тьюлисса за разрешение помочь ему. Бедняга порозовел от смущения — как всегда, когда его хвалили или благодарили. Какое-то мгновение он, моргая, смотрел на Майю, словно бы желая что-то сказать, но не находя слов.
Бремя утраты тяжело лежало на плечах Майи. Ей хотелось уйти и выплакаться, причем вдали от всех, однако что-то во взгляде Тьюлисса помешало ей уйти.
— Ты тоже скучаешь по моей матушке? — спросила она.
Глаза у него покраснели. Он снял кепку и стал мять ее в руках. Ветер трепал его длинные седые волосы. Тьюлисс часто закивал.
Вздохнув, Майя положила руку ему на плечо.
— Ты хороший человек, Тьюлисс. Ты вырастил для нее замечательный сад. Я знаю, он помогал ей не чувствовать себя так одиноко. Спасибо тебе.
По щеке садовника скользнула слезинка. Неловко переминаясь, он уставился на свои сапоги. Стянул грязные перчатки, заткнул их за пояс, сунул руку в карман и извлек оттуда сложенный кусок льняной ткани. Майя решила было, что садовник хочет утереть нос, однако он держал ткань бережно, словно хрупкое растение. Тьюлисс медленно развернул ткань и протянул Майе. Это был вышитый носовой платок.
— Что это? — спросила Майя. Уголки платка были вышиты узором из цветущих лоз. Вышивка была очень тонкая, изящная, необычайно красивая. Майя не могла оторвать от нее глаз.