Судьба-злодейка - Александр Панкратов-Черный

– Саш, мы с тобой братья. Представь, как мне тяжело, тоже не музыкальному человеку, снимать мюзиклы.

Не знаю, почему он решился. Мне кажется, потому что он очень любил джаз. У него дома всегда были уникальные записи джаза – записи, которые в Москве мало кто слышал. Его отец часто бывал за границей, привозил ему. Видимо, джаз вдохновил его на съемки этого фильма.

Фильм «Мы из джаза» частично снимали в Одессе, там начиналось действие фильма. Тогда я впервые побывал на море. Сначала я не понимал, как сыграть одессита. Я уже был знаком с Ромой Карцевым и Мишей Жванецким и думал, что одесситы – вот такие же, постоянно хохмят. Карен даже придумывал какие-то хохмы, но потом понял, что это бездарно и ненужно, и просто дал задание: понаблюдай за одесситами. Одесситы – это необычный народ. Несмотря на распространенное мнение, они никогда не шутят, ко всему относятся серьезно. И вот этот серьез становится элементом юмора. Поэтому мой герой тоже ко всему относится серьезно и нервно. То есть дело-то пустячное, а он очень серьезен. Когда, например, происходит первая встреча с героем Скляра, который нам объясняет, что такое джаз, и грезит о создании собственного джаз-банда, я на него смотрю как на больного – на полном серьезе. Мы с Колей Аверушкиным выходим от героя Скляра, который только что уговаривал нас присоединиться к его будущему ансамблю. Герой Аверушкина спрашивает:

– Ну, что скажешь, Степа?

– Больной! Больной!.. – резюмируя, произносит мой герой.

И это вызывает у зрителей смех, потому что очень серьезно я это говорю. Можно сказать: «Больной!» и похохотать – и шутка пролетит мимо ушей. А вот когда то же самое говоришь на полном серьезе, то становится смешно. И персонаж получается, и характер получается.

Интересно, что когда мы устроили премьеру в Одессе, то местные одесситы написали отзыв (премьера прошла с колоссальным успехом). Они написали, что Панкратов-Черный сыграл Леонида Осиповича Утесова в молодости. Для меня это был великий комплимент.

На премьере фильма в Доме композиторов в Москве мы очень волновались. Зал был переполнен. Собрались музыканты со всей страны, люди стояли в проходах. Мы переживали, как профессионалы примут картину. После окончания фильма – аплодисменты. Мы поклонились. Кролл был счастлив, коллеги его поздравляли. И больше всего, конечно, радовался я.

На фуршете ко мне подходит какой-то лохматый человек – оказывается, член Секретариата Союза композиторов из Вятки. Он говорит:

– Саша, как здорово вы на банджо… Молодым учиться надо!

Я чуть не прослезился, а он продолжает:

– Саша, а не могла бы ваша джазовая четверка к нам в Киров с концертом приехать? Мы хорошо заплатим.

Я говорю:

– Голубчик, вы понимаете, мы все играли «под фанеру». Мы же не профессионалы.

– В каком смысле?

– Ну, мы аппликатуру соблюдаем, но сыграть живьем не сможем.

Пауза, во время которой он долго на меня смотрел… Наконец он грустно-грустно произнес:

– Да… я всегда подозревал, что в кино работают сплошные жулики.

Но для меня все равно было очень лестно, что профессионалы нас приняли, поверили, что мы музыканты. Потом, после «Мы из джаза», мне повалились предложения играть в фильмах музыкантов. Я отказывался. А когда сняли «Зимний вечер в Гаграх», количество предложений только увеличилось – теперь приглашали и как танцора.

До съемок в фильме «Мы из джаза» я вообще ничего не понимал в этом музыкальном жанре. Сейчас я очень люблю джаз. Помню, в середине 1980-х мне звонят из Донецка:

– Александр Васильевич, мы вас включили в жюри Международного фестиваля джаза, который будет проходить в нашем городе. Много, конечно, заплатить не сможем…

Я говорю:

– Я же не музыкальный человек!

Они отвечают:

– Ладно, не надо скромничать. Все видели фильм «Мы из джаза» …

Что делать! Я в это время как раз без работы сидел и решил поехать. Оценивать музыкантов на международный фестиваль приехали джазмены из США, Англии, Испании, Италии. И я очень солидно восседал в этом именитом жюри. Все профессионалы высказываются – я молчу.

– А вы что скажете, Александр Васильевич?

Последнее слово, получается, за мной.

– Я, безусловно, поддерживаю своих коллег, – начинаю я. – Кое-какие сомнения возникали, но я о них промолчу…

В общем, изобразил эдакого знатока джаза. Но, честно признаться, к тому времени я уже многое знал о джазе. О нем мне рассказали Володя Кирсанов и Леша Кузнецов, я и сам много читал. Карен тоже, когда писал сценарий, изучал, что такое джаз, что такое импровизация. Всесторонне изучить тему своего фильма прежде, чем взяться за работу, – это кредо и Карена Шахназарова тоже.

Сниматься в фильме «Зимний вечер в Гаграх» было уже легче. Мы с Кареном лучше понимали друг друга. Когда снимали «Мы из джаза», Алексей Андреевич Быстров все время Карена спрашивал:

– Как там Сашка?

За Скляра он не волновался. Тот профессионально станцевал с Леночкой Цыплаковой чечеточку, потому что оба они очень музыкальные артисты. И Карен отвечал:

– Спасибо, Алексей Андреевич, Сашка справляется.

Это его очень радовало и успокаивало. Если вспомнить наш проход по платформе в фильме, то я до сих пор, когда на Рижском вокзале появляюсь, захожу на эту первую платформу. Там стоит железный электрощитовой ящик, за которым в кадре прятался Алексей Андреевич Быстров, на мокром асфальте сидел и мне отсчитывал:

– Раз и, два и…

И я шагал вместе со Скляром и остальными. Я не должен был в кадре смотреть ни на их ноги, ни на свои. Поэтому я шел такой весь из себя, а слушал только «раз и, два и…»

Алексей Андреевич Быстров скончался неожиданно. Он так и не увидел фильма «Мы из джаза», умер незадолго до премьеры. Поминая его, Карен Шахназаров с Бородянским подумали, почему бы не посвятить ему фильм? Так вот «Зимний вечер в Гаграх» – это фильм памяти Алексея Андреевича Быстрова. Он стал прототипом главного героя. Изменили лишь имя персонажа на Алексея Ивановича Беглова.

Интересно, как в сценарии возникла сюжетная линия дочки главного героя. В компании, когда мы собирались, Быстров все время рассказывал, что у него жена была оперной примой Большого театра, что дочка – замужем за дипломатом и прочее. Мы их никогда не видели, а когда Быстров скончался, узнали, что жил он один в коммуналке. Холодильник в коридоре стоял, а алкаши-соседи у него оттуда продукты воровали, поэтому на холодильник он повесил замок. Получается, что Быстров фантазировал о своей жизни, о том, что якобы у него все хорошо. Хотя мы обращали внимание, что он все время ходил в одном и том же пиджачке. Правда, всегда чистенький, опрятный – но пиджачок все равно потертый, старенький. В эстрадно-цирковом училище он был на очень хорошем счету, вырастил прекрасных учеников. Потом один из них, Володя Кирсанов, обучал меня степу на съемках фильма «Зимний вечер в Гаграх». Он был лучшим учеником Быстрова, который возлагал на него большие надежды. И надежды оправдались. Сейчас Володя – доцент ГИТИСа, он действительно прекрасный педагог и замечательный артист. В «Зимнем вечере в Гаграх» Беглова в молодости играет профессиональный степист Аркадий Насыров. Он уже ученик Кирсанова, можно сказать, «внук» Быстрова.