Ворон и Голландка - Лаура Липман

– Я все равно позвоню, – вздохнул Ворон, и плечи его слегка опустились. – Я позвоню и оставлю им свой номер, и тогда все будет хорошо. Но я не могу больше принимать от них деньги, Тесс. А им не надо высылать. Это их маленькая слабость. Они любят меня слишком сильно, чтобы просто так отпустить. У меня было самое длинное детство в мире. Но сейчас ему пора закончиться.

Тесс вспомнила дом в Шарлотсвилле и бережно сохраненную в нем детскую. С самого начала своей жизни Ворон был центром мироздания для своих родителей. Пожалуй, чуть ли не буквально. Тесс вдруг заметила некоторые преимущества в том, чтобы иметь родителей, которые превратят твою комнату в комнату для досуга, как только ты покинешь дом.

– Я вынуждена собщить твоим родителям, что нашла тебя, – медленно произнесла она, думая, как выйти из этой ситуации, оставив всех счастливыми. – Они заплатили за эту информацию и они заслуживают того, чтобы ее получить.

– Ладно, – сказал он, пренебрежительно взмахивая руками. – Ладно. Пожалуй, я сбрендил, думая, что хоть раз ты обратишь внимание на мои интересы.

– А еще они заслуживают иметь сына, который был бы более внимателен к ним, но тут я не могу им помочь.

– Делай что должна.

– Всегда.

– Всегда, – согласился он. – Ты знаешь, как отсюда выбраться? В Сан-Антонио легко заблудиться. Где ты остановилась?

– На Бродвее, около зоопарка.

Ворон скривился:

– Это ж недалеко. А почему это ты живешь в таком дешевом месте, если можешь позволить больше на суточные? Я так и знал, что это блеф, когда ты упрекнула меня, что я трачу родительские деньги.

Звучало неприятно, потому что было похоже на правду о той Тесс, какой она когда-то была. «Меня теперь ценят, – хотела она сказать. – И я хорошо зарабатываю».

Но в ответ произнесла лишь:

– Вчера вечером только там было свободно.

– Отсюда легко добраться. Просто вверх по Бродвею.

– Я знаю!

– Тесс…

Она ждала, когда он снова заговорит. Всего лишь второй раз произнес ее имя.

– Я люблю своих родителей и никогда не хотел причинять им боль. Пожалуйста, постарайся им это объяснить. Я надеюсь… надеюсь, что они будут мной гордиться и что они поймут, почему в этот раз я хотел все сделать сам.

«Сам, вместе с Эмми», – подумала Тесс, но просто кивнула.

* * *

Желудок напомнил Монаган, что она ничего не ела с обеда, когда покончила с остатками печенья. Она остановилась на Бродвее у ярко-розовой круглосуточной палатки с тако. Обилие незнакомых вариантов поразило ее. Жизнь в Балтиморе не подготовила Тесс к такому диапазону. Что такое «carne guisada»?[113] Или «carne asada»?[114] «Barbacoa» – это, конечно, барбекю, но написано, что его делают только по воскресеньям. Пришлось довольствоваться фахитами, чувствуя себя слабой и никчемной, потому что уж что-что, а такое она могла съесть и дома.

Но фахиты оказались настолько вкуснее всего, чем она питалась в Балтиморе, что она заказала еще две порции. Почему в Чудо-городе не могут приготовить приличное тако, останется вечной его загадкой. Мексиканское пиво «Богемия» было давно знакомо Тесс. Темное, с насыщенным вкусом, оно успокоило бурю чувств, вызванных встречей с Вороном.

Чего она ожидала? Чего хотела? Чтобы он набросился и кричал о бесконечной любви? Чтобы ее поиски, спасение его от неразберихи, в которую он себя поверг, оставили позади старые распри? Вряд ли. Но об отношениях вообще не зашла речь. Ворон всего-навсего решил поднять бунт против предков, пусть и сделал это значительно позже, чем большинство детей. Картины в родительском доме могли означать, что между ними что-то осталось неразрешенным, но ведь им почти полгода. Некоторые плодовые мушки живут дольше, чем Вороновы увлечения.

Тесс проследила за куском мяса, выпавшим из тортильи, и мужчина в домике у бассейна бумерангом вернулся в ее мысли. Эмми и Ворон очень быстро забыли о Томе Дардене, он их ничуть не заинтересовал. Она поверила Ворону, поверила, когда он сказал, что ничего не знал об этом человеке и о том, как тот попал в дом.

А Эмми? Когда она, повысив голос, спросила: «В доме Марианны?» – было непонятно, что удивило ее: сам факт обнаружения тела или то, где оно было обнаружено.

И ни один не потрудился спросить, о чьем теле речь.

Телеграмма – вот над чем стоит подумать. Живя среди мобильных телефонов, электронной почты, факсов и пейджеров, Тесс только благодаря телевизионной рекламе знала, что система денежных переводов «Вестерн Юнион» все еще существует. А телеграммы – отправляют ли их там до сих пор? Она не смогла найти в телефонной книге даже отделений компании, только список «офисов» в местной сети супермаркетов «ХЕБ».

Ближайший магазин находился в миле дальше по Бродвею и был похож скорее на продовольственный парк развлечений, чем на торговое предприятие. Продукты казались лишь дополнением ко всему остальному – поварам, подающим спагетти по просьбе посетителей, кулинарным курсам всех мастей, помещениям с повышенной влажностью и отделу вина, где одна только южноамериканская продукция занимала две аллеи. Тесс шаркала по шероховатому полу, окрашенному, как любезно подсказал ей служащий, так, чтобы создать ощущение старинного европейского рынка, и вдруг ее охватило желание пробовать и пробовать то, о чем она никогда прежде не слышала. Она приходила в восторг, испытывала отвращение, мечтала жить в маленьком домике, желательно окруженном цветами, и вести хозяйство. Лучшие продуктовые магазины Балтимора – «Эддиз», «Гролз» и «Саттон Плейс Гурме» – казались ничтожными в сравнении с этим храмом еды. Она не могла решить, чем обусловлено его великолепие – техасской манией величия или неустанными попытками основателя сети Говарда Э. Батта преодолеть какие-то свои комплексы.

И все-таки она нашла силы избавиться от чар магазина и постаралась разузнать, откуда можно отправить телеграмму.

– Дешевле будет позвонить, – сказала девушка за прилавком, рассматривая свои ногти. На них красовался новомодный легкоснимающийся лак, и она медленно избавляла свои синтетические когти от этого салатового покрытия. – Можете купить карточку для звонков в другие штаты. Я купила на прошлой неделе. С Дэвидом Робинсоном[115].

– Нет, мне нужно именно телеграмму, – ответила Тесс. Ведь на телеграмму никто не мог тут же ответить, задать вопросы или узнать номер, откуда совершен звонок.

– Я тут типа первую неделю работаю, – сказала девушка. – Еще не все знаю.