Прививка для маньяка - Алексей Макеев

Так что рано ему умирать. К тому же он уже сообразил, что с ним такое. Очередной гипертонический криз. После выхода из больницы это было обычным делом, но в последнее время ветеринар как-то забыл о проблемах со здоровьем. Нервотрепка последних дней, нагрузки, отсутствие нормальной еды — и вот вам результат. Нужно встать и достать из шкафа тонометр, который Глеб так легкомысленно убрал подальше…

Измерив давление и получив предсказуемый результат, Звоницкий принял лекарство и улегся обратно на диван. На голову себе он положил кота — Феликс был ленивой, равнодушной скотиной, зато умел лечить болезни, достаточно было подержать пушистого «доктора» у больного места.

Причина, по которой Глеб не кинулся спасать ассистентку прямо сейчас, была проста. Раз Казимирова до сих пор жива, значит, похитителям от нее что-то нужно. Они хотят использовать Яну в своих непонятных целях. С момента пропажи девушки прошло уже несколько дней. Еще одна ночь ничего не решит, а вот непродуманные поспешные действия могут навредить Яне — похитители занервничают и, чего доброго, захотят убрать свидетельницу… Нет, спешка ни к чему.

К утру Звоницкому полегчало. Ветеринар решил пойти по самому простому пути — поехать к Кире и напрямую задать ей вопрос. Ну не тянула эта хрупкая блондинка на роль сообщницы бандитов-террористов-похитителей. Глеб вспомнил, как она шла, с трудом сохраняя равновесие, как улыбалась беспомощной слабой улыбкой, как судорожно прижимала к себе Алешу… нет, если Кира как-то замешана во всем этом, то она скорее всего такая же жертва, как и его ассистентка. Недаром Яна пропала как раз в тот момент, когда вела слежку за Костомаровой. Ничего, Глеб не намерен больше миндальничать — он заставит Киру рассказать, чего она так боится и кто угрожает ее семье…

Несмотря на раннее утро, Сережа уже дежурил на своем посту. Человечек приветствовал Глеба салютом своей обмотанной фольгой палочки и с гордым видом потыкал пальцем в подаренный Глебом значок. Ветеринар уважительно покивал и развел руками — больше значков у него при себе не было. Он взглянул на часы. Семь утра. Скорее всего семья Костомаровых еще спит. Наверное, не годится вот так бесцеремонно вламываться в дом, где есть маленькие дети. Алеша и его сестренки могут испугаться, а Глеб не хотел изображать людоеда из страшной сказки. Он достал телефон и набрал номер Киры. Та ответила сонным голоском:

— Алло? Кто это?

— Кира, это Глеб. Я жду тебя у подъезда в машине. Даю пять минут на сборы. У меня к тебе важный разговор.

— Но я не хочу… — пролепетала женщина, — не хочу никаких важных разговоров! Мне нужно принять душ и позавтракать… И покормить Алешу…

Но Звоницкого было не пронять — он уже понял, как нужно обращаться с Костомаровой. Простые фразы, властный тон, четкие приказы — в общем, как с салагой в армии. Тогда Кира сделает все, как нужно.

— Алешку покормит Варвара Михайловна. А мы с тобой побеседуем за чашкой кофе. Пять минут, иначе я поднимусь в квартиру.

— Я сейчас, — пискнула Кира.

— Вот так-то лучше! — сказал Звоницкий в пространство. Сейчас он выяснит, какие тайны скрывает эта бестолковая красавица, и постарается сделать все возможное и невозможное для спасения Яны Казимировой.

Во дворе многоэтажки сноровисто работали дворники — целая бригада выходцев из Средней Азии. Когда Звоницкий служил на границе, у него был друг Нихад Шарипов. Образованный — учился на филфаке — и куда более умный, чем Глеб. В те времена в армии служили все — ну, может быть, кроме будущих дипломатов. Глеб и Нихад часто патрулировали в паре — каждый со своей собакой, вдвоем дежурили в караулке. Долгие часы надо было как-то скоротать, и Нихад поставил себе непосильную задачу — научить своего приятеля фарси. Персидский язык был красив и цветист, на его диалектах говорили в Таджикистане, Иране и, собственно, в Афгане, чью границу они охраняли. Война тогда только что закончилась, советские войска уже вывели, и наступило время краткого затишья. Нихад оттачивал на Глебе педагогические навыки, а тот старательно зубрил чужой незнакомый язык. Получалось так себе, но кое-что Звоницкий помнил до сих пор.

Мать мадар, отец бадар, дочь духтар, сын пасар или бача. Жена ханум. Муж шахар. А друг на фарси будет «дуст»…

Ветеринар повнимательнее вгляделся в лица дворников. Да, кажется, это таджики. По сравнению с узбеками у них более округлые лица, а в разговоре мелькали давно забытые слова. Один из одетых в форму трудяг прошел совсем рядом, старательно орудуя метлой, и Глеб посторонился, давая ему дорогу. Мужик был невысокий и щуплый, сначала он показался Глебу юношей, но потом Звоницкий отметил морщины на лице, умные черные глаза и понял, что тот, вероятно, его ровесник.

Мужчина был отдаленно похож на Нихада. А может, это и есть его армейский друг?! После развала Союза судьба разбросала людей, жизнь круто переменилась, и университетский преподаватель вполне может оказаться московским дворником, трудовым мигрантом… Вряд ли Глеб узнает Нихада, даже если столкнется с ним нос к носу. Ведь и сам Звоницкий очень изменился с тех давних пор, когда патрулировал границу с «калашниковым» наперевес и с овчаркой Вестой на поводке.

— Нихад?

Дворник поднял взгляд и уставился на Глеба. Пожалуй, не стоит его пугать…

— Салам! Хале шома? (Здравствуйте, как дела?)

Дворник поклонился, но ничего не ответил.

— Есме шома чиз? (Имя ваше как?) — не отставал Звоницкий. Нет, кажется, он ошибся, и этот человек никакой не Нихад.

Мужчина что-то проговорил — длинная фраза, ни одного знакомого слова.

— Ман фарси баляд ниистам! (Я не говорю на фарси!) — развел руками Глеб Аркадьевич и пояснил: — Ман дуст Таджикистани дарам. (Друга в Таджикистане имею.)

Дворник пожал плечами — то ли фарси Глеба был так ужасен, то ли высказывание не требовало комментариев — и отошел. Остальные даже не подняли на Звоницкого глаз — наоборот, старались отвернуться и словно бы спрятаться от его взгляда. Неужели у него такой угрожающий вид? Ну да, два метра роста, морда в шрамах, наголо бритая голова, но чтобы вот так шарахаться… Может, эти ребята просто запуганы? Их привезли сюда бригадой, живут общиной, ни с кем не общаются, по-русски почти не говорят. Получают копейки, на которые ухитряются содержать семью на родине.

Дворники поднялись и дружно принялись за дело — старательно шаркали метлами по асфальту. Глеб решил их не травмировать ненужным вниманием и отошел, бросив на прощание:

— Хода хафез! (До свидания!)

— Ходафес! — едва слышно пробормотал в ответ самый молодой из бригады.

А тут и Кира вышла из подъезда. Глеб распахнул для нее дверцу машины, молодая женщина забралась в «Паджеро» с таким обреченным видом, точно Звоницкий вез ее на казнь.

— Куда ты меня везешь? Что тебе нужно?

Лицо у Костомаровой было бледное, под глазами тени, она кусала губы и смотрела с таким страхом, что Глеб разозлился: