Сны инкуба - Лорел Гамильтон

Я сосредоточилась на ощущении от него, и он, будто услышалмои мысли, успокоился, устроился поудобнее. Натэниел встал у меня за спиной наколени, все ещё обнимая меня за талию, изогнувшись вдоль моего тела. Лицо егонависло у меня над плечом, и я услышала свежий аромат его кожи. Вот она, моясчастливая мысль. Я полечу не потому, что Натэниел меня просил, а потому что уменя есть Натэниел.

Я поцеловала его в щеку, и он обернулся вокруг меня сзади,потёрся щекой о моё лицо, о шею.

Дамиан все ещё держал мою руку, но уже некрепко, и смотрелна нас.

— Я так понял, ты нашла свою счастливую мысль?

Я вдохнула запах чистой ванили и посмотрела на Дамиана:

— Да.

Голос мой охрип от аромата ванили и ощущения тела Натэниелавблизи. Подумалось: «Это как живая мягкая игрушка, плюшевый мишка илипингвин», — но это была не вся правда. Мой любимый игрушечный пингвинЗигмунд никогда не целовал меня в шею и никогда этого делать не будет. Это однаиз его положительных сторон — он от меня не слишком многого требует.

Дверь у меня в голове плавилась, как кусок льда на солнце. Вгруди затрепетал страх, и я знала, что страх — не лучшая эмоция, которую можноунести за эту дверь. Я притянула к нам Дамиана и шепнула:

— Целуй меня.

Он коснулся губами моих губ, и дверь исчезла. Но на этот разна нас нахлынули не воспоминания, а ardeur. Впервые в жизни я приняла его,назвала ласковыми словами, и то, что я сделала, было метафизическимэквивалентом просьбы: «Приди и возьми меня. Приди и возьми нас».

Никогда до того я не принимала ardeur. Он поглощал меня,завоёвывал, я уступала ему, но никогда не спускала флаг и не сдавалась — покрайней мере, без борьбы. Жан-Клод мне говорил, что если бы я только могла несопротивляться, это было бы не так страшно. Что, как только научишься чуть-чутьконтролировать, надо будет «подружиться» с силой. Я на него только глянула, ион сменил тему, но он был прав — и не прав. Для него, думаю, это был соблазн,но я — это я, и то, что я все ещё могла думать, пока это со мной происходит,было более затруднением, чем благом.

Ладно, пусть мой смокинг сказал «пока-пока». Ладно, зелёныйфрак Дамиана соскользнул на пол, пусть даже его бледное тело осталось обнажённым,и сильные мускулы скользили под кожей цвета свежей простыни. Проблемой былНатэниел, точнее, моё смущение по этому поводу. Я водила руками по неимовернойтеплоте его кожи, но смотреть в его лавандовые глаза — это было уже слишком. Яне любила Натэниела — не любила в том смысле, который для этого нужен, но глазаего ясно говорили о его чувствах ко мне. И это было неправильно. Я не моглаэтого от него принять, если он меня любит, а я его нет. Не могла.

Я убрала руки, покачивая головой. Дамиан прилип к моейспине, но как только я отодвинулась от Натэниела, его страстные рукиостановились.

— Черт! — прошептал он и прижался лбом к моеймакушке.

Глаза Натэниела, светившиеся любовью, погасли, постарели. Онвзял моё лицо в ладони.

— Не отстраняйся.

— Я должна.

— Если не секс, Анита, то будет кровь, разве ты нечувствуешь? — спросил Дамиан.

Что-то я ощущала. Как будто на этот раз я поставила щиты, ночто-то большое и страшное было по ту сторону от них, что-то такое, что явключила в процесс, ненамеренно, но все равно что-то большое и голодное. Емубыло безразлично, чем питаться, но чем-то оно питаться сегодня будет.

Руки Дамиана по-прежнему лежали на моих плечах, но онотклонился, чтобы больше ничем меня не касаться.

— Пожалуйста, Анита…

Я повернулась в ладонях Натэниела, чтобы видеть лицоДамиана.

— Это неправильно, Дамиан.

— Неправильно — секс, или с кем секс? — спросилон.

Я хотела было ответить, но руки Натэниела сомкнулись у меняна лице. Он заставил меня повернуться к нему, и вдруг я почти до боли осознала,насколько сильны его руки. Эта сила могла раздавить мне кости лица, а недержать его нежно. Он настолько всегда был покорён, что я редко вспоминала оего силе, о том, как был бы он опасен, будь он другим.

Я хотела сказать: «Отпусти меня, Натэниел», — но успелатолько сказать: «Отпу…», — как он меня поцеловал. Ощущение его губ на моихгубах остановило слова, заморозило мысль. Я не могла думать, не могла думать нио чем, кроме этого бархата у меня на губах. И тут что-то сломалось во мне,рухнул какой-то барьер, и его язык вбился мне в рот на всю длину. Ощущениеэтого вторжения сорвало мои щиты, и поскольку больше никто не сопротивлялся,ardeur заревел, возвращаясь к жизни. Заревел на краю губ, рук, желанияНатэниела.

Дальше была путаница срываемой материи, отлетающих пуговиц,падающих дождём вокруг. Руки, всюду руки, и звук рвущейся ткани. Моё телодёргалось от силы, с которой срывали одежду, и мои руки срывали одежды с них.Как будто каждый дюйм моей кожи жаждал каждого дюйма их. Чтобы их наготаскользила по моей. Кожа будто изголодалась, будто никого не касалась уже многовеков.

Я знала, чей голод по коже я сейчас каналирую. Не толькосекса не хватало Дамиану. Есть другие потребности тела, которые можно спутать ссексом, которые ведут к сексу, но не с сексом они связаны.

Одна штанина запуталась у меня вокруг щиколотки, жилетраспахнулся, рубашку разорвали на клочки. Это рука Дамиана схватила меня сзадиза трусы и потянула, сорвав с тела, оставив голой ниже пояса. Я могла быповернуться посмотреть, сколько ещё на нем одежды осталось, но передо мнойстоял Натэниел, и шорты на нем были разорваны. Мною, наверное. Он стоял наколенях передо мной, голый. Я почти никогда не разрешала ему быть голым при мне— одна из причин, почему я могла ещё не сделать с ним этот последний шаг.Старайся всегда быть одетой, и ничего слишком плохого не случится.

Сейчас, когда он был передо мной, я только и могла смотретьна линии его тела. На лицо с этими потрясающими глазами, на этот рот, на линиюшеи, разливающуюся в широкие гладкие плечи, на грудь, явно носившую следыработы со штангой, на изгиб рёбер под мышцами, ведущими мой взгляд к плоскомуживоту, на пологий провал пупка, щедрую выпуклость бёдер, и на его зрелость. Ятолько раз до сих пор видела его полностью голым и возбуждённым, и не помнила,чтобы он был так широк, не совсем так уж длинен, и конечно, он не был прижаттак крепко к животу, будто не мог сдержать зрелость собственной плоти. Онказался толстым и тяжёлым от желания, и малейшее прикосновение могло бырасплескать эту зрелость по мне по всей.

Я потянулась к нему, но именно этот момент выбрал Дамиан,чтобы головкой собственной зрелости провести по мне сзади. От этого движенияменя свело судорогой снизу спереди, заставило податься вперёд, будтопредлагаясь, будто пылая жаром. И эта мысль помогла мне чуть-чуть овладетьсобой, чуть-чуть. Я никогда не видела Дамиана голым, и вот сейчас он собираетсявсадить в меня эту наготу. Неправильно. Ведь я же должна сначала его увидеть?Логики в этом аргументе не было, ни в чем вообще не было логики, но этозаставило меня повернуть голову, посмотреть на него.