Город греха - Джеймс Эллрой

— Я насчет Джона, мистер Апшо. Его опять арестовали.

Джон Лембек, любовник Дженис и одновременно ее сутенер, занимался угоном машин по заказу и по заказу мог поставить клиенту любые запчасти. Он, как и Дэнни, был из Сен-Берду и знал по слухам, что его быстро идущий в гору земляк-детектив сам угонял машины в округах Керн и Висалиа, но помалкивал об этом, когда его допрашивали по подозрению в угоне авто.

— Запчасти или целая машина, черт бы его побрал? — спросил Дэнни.

Джанис вынула из-за пазухи бумажную салфетку и стала ее теребить:

— Чехлы.

— В городе или в округе?

— Ка-кажется, в округе. Отделение Сан— Димас. Дэнни поморщился. Сыскной отдел в Сан— Димас был самым скандальным во всем управлении. В 46 году дневной дежурный по участку, окосевший от скипидарного самогона, до смерти забил подвернувшегося рабочего-мексиканца с плантации.

— Это в округе. Какой залог?

— Залог не назначен, из-за последнего условного освобождения. Понимаете, нарушение режима, мистер Апшо. Джон сильно напуган, потому что полицейские там просто свирепствуют. Его заставили подписать признание в хищении всех машин, которые он не воровал. Джон сказал, что я должна передать парню из Сан-Берду, который любит машины, чтобы заступился за земляка, который тоже любит машины. Он не сказал, что это значит, но просил передать вам.

Надо использовать все рычаги, чтобы сохранить свою репутацию незапятнанной: нужно звонить этим копам в Сан— Димас, объяснить, что Джон Лембек — его доверенный информатор, и что негритянская банда угонщиков машин просто хочет его засадить, и попади этот глупый засранец в окружную тюрьму — его там прикончат. Если Лембек в обезьяннике и ведет себя смирно, то ему надают затрещин и выгонят вон.

— Передай Джону, что займусь его делом с утра.

Дженис рвала свою салфеточку на мелкие клочки.

— Спасибо, мистер Апшо. Джон велел мне быть с вами поласковей.

Дэнни встал, чувствуя себя согревшимся и бодрым, думая, не намять ли бока этому Лембеку, решившему расплатиться с ним своей девкой.

— Ты всегда со мной ласкова, милая. Вот и рюмашку на ночь пропустил.

Дженис страстно вперила в него свои голубые глазки:

— Я хочу сказать, очень-очень ласковой.

— Мне это не нужно.

— Я имею в виду сделать все, что вам захочется.

— Нехорошо это, — сказал Дэнни и положил на стол, как обычно, доллар чаевых.

В своем офисе на двенадцатом этаже Мал погружен в чтение досье доктора Лезника.

Второй час ночи. Весь офис окружного прокурора в темноте; горит одна лампочка на стене закутка Мала. По всему столу вперемежку с закапанными кофе записями разбросаны папки. Селеста скоро уснет, тогда он сможет отправиться домой и лечь спать в своей каморке, избежав ее приставаний. Только в этот поздний час он бывает ее единственным другом, только в постели они могут спокойно поговорить, до тех пор пока один из них не спровоцирует скандал. Сегодня он бы не отказался от ее предложения. Скабрезное содержание папок возбудило его, как во времена работы в отделе нравов, когда он вел слежку за молодыми девушками, работавшими в борделях. Хорошо знать этот контингент — значило получить надежный выход на тех, кто даст наводку на сутенеров и богатых клиентов.

После сорока восьми часов штудирования бумаг Лезника у него появилось ощущение, что он сумел понять, что это за люди — красные в рядах УАЕС.

Обманывающихся.

Вероломных.

Насквозь порочных.

Пустобрехи, демагоги, новомодные псевдоидеалисты. Жадная до социальных проблем саранча, налетающая отовсюду с ложным пониманием реальности и ошибочными решениями. Сонная Лагуна — единственное их правое дело, практически проваленное: тогда сочувствовавшие жертвам гонения на левых, кого называли «попутчиками», просто умоляли членов компартии принять участие в пикетировании и распространении листовок, чем свели на нет все, что говорил и делал комитет в защиту Сонной Лагуны. Голливудские сценаристы, актеры и их окружение разглагольствовали о своих пустяковых травмах, пережевывали банальности либералов, терзались муками совести из-за своих огромных заработков в годы депрессии и как покаяние раздавали свои деньги на сомнительные предприятия радикалов. Эта беспринципность, эта убогая политика и толкали людей в приемную доктора Лезника.

Обман.

Глупость.

Эгоизм.

Мал глотнул кофе и мысленно прошелся по содержанию папок. Теперь нужно отобрать участников мозгового треста левых, которых они с Дадли Смитом будут допрашивать, и наметить тех, кто станет объектом разработки еще не подобранным агентом-оперативником, внедрение которого предложил и на которого возлагает большие надежды сам Лоу. Пока же он имеет дело с теми, у кого слишком много денег и совсем немного мозгов, для кого 30-е и 40-е были одной большой ошибкой. Они предали самих себя, своих любовников, страну и собственные идеалы, а в ходе двух крупных событий проявили еще больше глупости и в итоге выпали из круга своих политических единомышленников, собраний и партнеров по распутству.

Этими событиями были дело Сонной Лагуны 1942 года и Комиссия Конгресса по антиамериканской деятельности, расследовавшая в 1947 году коммунистическое влияние в индустрии развлечения.

Но самое забавное, оба эти события придали радикалам больше авторитета и в известном смысле реабилитировали их.

В августе 1942 года на заросшем травой холмистом пустыре в районе Уильяме Ранч в центральной части Лос-Анджелеса, служившим местом сборищ членов разнообразных банд и носящем название «Сонная Лагуна», был забит до смерти мексиканский юноша Хосе Диас, которого затем переехали на машине. Об инциденте заговорили еще с вечера, когда, по слухам, Диаса изгнали из местной банды подростков, потому что он якобы оскорбил членов конкурирующей группировки. Семнадцать человек захватили Диаса, затащили в «Лагуну» и там прикончили. Доказательств этого преступления фактически не было. Полицейское расследование и суд над подростками проходили в атмосфере антимексиканской истерии. В 42-43-м годах по всему Лос-Анджелесу прокатилась волна беспорядков, связанных с восстанием зутеров . Все семнадцать обвиняемых были приговорены к пожизненному заключению. Комитет защиты Сонной Лагуны, куда вошли активисты ЖЕС, члены компартии, либералы и честные граждане, организовали массовые выступления, рассылали петиции и собирали средства для судебной защиты, что в конечном счете привело к тому, что все осужденные были помилованы.

Пропитанный лицемерием идеализм! На прием к Лезнику приходили мужчины, у кого «сердце кровью обливалось» из-за несправедливо осужденных юношей, с жалобами на белых женщин из компартии, которые бесстыдно трахались с мексиканскими «пролетариями». И тут же следом жалобщики корили себя как озверевших расистов.