Шанс на жизнь. Как современная медицина спасает еще не рожденных и новорожденных - Оливия Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самый маленький выживший ребенок, Джеймс Элгин Джилл, родился на сроке в 21 неделю и 5 дней в 1987 году в Оттаве, Канада. Интересно то, что это случилось, когда неонатальная медицина была в зачаточном состоянии. Возможно, вы задаетесь вопросом, почему сейчас, 30 с лишним лет спустя, не спасают еще больше недоношенных младенцев?
Конечно, спасти жизнь малыша, родившегося на 22-й неделе, возможно. Однако почти все дети, появившиеся так рано, имеют разного рода инвалидности, врачи повсеместно считают, что нормально жить они не смогут.
Выживаемость рожденных на 23-й неделе сейчас составляет 60–65 % (31). О том, стоит ли их реанимировать, доктора спорят постоянно.
– Я видела детей, у которых все в порядке при рождении, но так много тех, кому плохо. Никогда не угадаешь, что будет дальше, – поделилась со мной педиатр одной из больниц Великобритании. – Решать, чья жизнь достойна спасения, – серьезное дело.
Когда речь заходит об этой «серой зоне», родители тоже не знают, что и думать.
Конечно, до сих пор можно только размыто судить о точном сроке беременности и дате последней менструации. Поэтому существует вероятность, что Джеймс Элгин Джилл был на самом деле 23 недель отроду. Согласно УЗИ, мой Джоэл родился на 32-й неделе, однако я следила за своей овуляцией и уверена, что на самом деле неделя шла 31-я.
Многие неонатологи принимают решение о реанимации на основании не срока, а веса ребенка. Если младенец весит не меньше 500 граммов, у него есть шанс выжить.
Двадцатитрехнедельные дети весом в 500 граммов получают медицинскую помощь. Даже у рожденных на 22-й неделе неплохие шансы, если вес нормальный.
Рожать ребенка, когда он только становится жизнеспособным, крайне тяжело. Ева, специалист в области трудотерапии и семейный психотерапевт, после нашего разговора в приемной медицинского центра стала моей подругой. Она всегда поражала меня своей непоколебимостью и материнской заботой. На 21 неделе беременности разнояйцевыми близнецами у нее вдруг открылось кровотечение. Еве было 41, это была ее вторая попытка ЭКО. Первая закончилась выкидышем на 11-й неделе, что сильно травмировало ее и ее мужа Чарли. Из-за того, что Ева проходила лечение от бесплодия, ей регулярно делали УЗИ в клинике. Довольно быстро выяснилось, что один из эмбрионов отстает в развитии. На 12-й неделе стало понятно, что он не развивается нормально, потому что стали заметны признаки порока сердца и акрании – смертельного состояния, при котором череп плода не формируется должным образом. Ева с мужем даже не спрашивали, что именно было с сердцем ребенка, потому как наличие акрании уже давало простое понимание: малыш умрет при родах.
Ева и Чарли решили не прерывать беременность. Они понимали, что придется попрощаться с мертвым ребенком только после его рождения: если врачи извлекут больного малыша во время беременности, это навредит здоровому. Во время УЗИ Ева не могла смотреть на экран. Один близнец был мальчиком, его назвали Ноем; второй оказалась девочка, названная Эмбер.
Ева, уже неоднократно посещавшая отделение фетальной медицины, знала, что Эмбер не выживет после рождения. Надежда была лишь на то, что уцелеет Ной.
Итак, на 21-й неделе Ева примчалась в больницу, где ее определили в дородовую палату, которую использовали также как послеродовую. Многие больницы Англии использовали подобную систему: как я сама выяснила, женщинам с больными детьми сложно рядом со здоровыми кричащими младенцами и их гордыми матерями. Ева не знала, что будет дальше, к ней заходили только ординаторы и акушерки. Через неделю она вздохнула с облегчением, когда ее перевели в общую палату и сказали, что, раз кровотечение остановлено, она может отправляться домой. В первый день 24-й недели у Евы начались сильные боли.
Она так и не прошла курсы подготовки к родам: предыдущая беременность прервалась раньше, а на этот раз прошла лишь половина срока. Она и не думала, что так скоро будет рожать, но нарушения Эмбер (акрания, а также пороки развития мозга и сердца) спровоцировали выкидыш. Так как дети не преодолели порог «жизнеспособности» в 24 недели, Еве не вкалывали стероиды, что обычно делают при риске преждевременных родов.
– Ничего, – сообщила акушерка Еве, осмотрев ее. А спустя сутки вдруг объявила: – У вас раскрытие три сантиметра.
Акушерки в панике вывезли Еву на кушетке в родильное отделение.
– У вас выкидыш, – сказал акушер-гинеколог.
– Нет, – в крови Евы пульсировал адреналин, – я рожу своих детей.
Она была в себе уверена и хорошо себя знала. Акушерка в родильном отделении посмотрела на врача взглядом «черт, эта женщина не понимает всю серьезность положения».
Тогда доктор позвал неонатологов. Внезапно все изменилось. Старший неонатолог присел на постель Евы и взял ее за руку. От его мягкой и теплой манеры разговора женщине стало легче.
– Вам придется принять непростое решение, – обратился он к ней. – Сказать, нужно ли мне реанимировать вашего ребенка, как только он родится.
Между схватками Ева позвонила другу мужа, педиатру.
– Что бы ты сделал на моем месте? – спросила она.
– Я бы обнял малыша и попрощался с ним, – ответил ей друг.
Во время родов Еве дали анестезию газом, по обе стороны ее койки сидели ее мать и Чарли. На свет появилась сперва Эмбер, затем и Ной.
Мальчик весил 670 граммов – не очень большой вес, но хороший для рожденного на 23-й неделе. Невероятно, но ребенок вздохнул и тут же закричал.
Он был настолько мал, что волосы еще не приобрели пигмента и были белыми. Малыша интубировали и срочно увезли в отделение интенсивной терапии для новорожденных.
Сердцебиение Эмбер оборвалось в тот момент, когда она появилась на свет.
На следующее утро медсестра спросила, не хочет ли Ева увидеть и подержать дочь на руках. Ева сомневалась, однако ее уверили, что все будет хорошо. Эмбер завернули в одеяло так, что было видно только ее лицо, руки и ноги. Она весила 360 граммов (совсем крошка) и была очень красивой.
Дочь Евы погибла, но сын смог совершить свой первый вдох.
Шли месяцы, а Ева