Яхромский мост: Крах «Тайфуна» - Василий Карасев

На пристани «Яхрома» дежурила диспетчер Антонина Ивановна Седова. Еще вечером ей позвонили из штаба оперативной группы инженерных заграждений и попросили докладывать обстановку возле моста. В очередной раз А.И. Седова вышла из помещения около пяти часов. При свете ракеты она заметила, что неподалеку двигается пехота, и услышала немецкую речь. Она бросилась на снег и ползком вернулась к себе на пристань. Оттуда немедленно сообщила все полковнику Леошене. Тот попросил позвонить в управление канала в Москве, чтобы через него передать эти сведения в Генштаб. Почему это должен был делать случайный человек, а не сам полковник, непонятно[203]. Во всяком случае, команды на взрыв моста подано не было.

Случилось то, что случилось, и около 7.00 штаб Мантейфеля получил сигнал о том, что мост через канал захвачен и двинул вперед все свои силы.

В. И. Кузнецов вспоминает, что «около 7 часов утра 12–15 танков и одна-две роты пехоты противника с ходу атаковали левофланговую роту 2-го батальона, занимавшего оборону по западной окраине Яхромы. Рота, не имея противотанковых средств, в том числе и ручных гранат, не выдержала атаки танков и в беспорядке начала отходить на восточный берег канала. В Яхрому ворвалось около батальона пехоты противника с 10–15 танками.

Не проявив должной настойчивости в завязавшемся уличном бою, остальные две роты 2-го батальона также начали отходить»[204].

Помочь в борьбе с танками могла батарея артдивизиона 29-й сбр, которая находилась на огневых позициях восточнее Перемилова и не была затронута немецкой атакой. Но чтобы запросить ее поддержку и корректировать огонь, нужна была связь. Видимо она была нарушена противником вскоре после того, как в штаб бригады было передано донесение о начале немецкого наступления. Так подразделения на западном берегу оказались предоставлены сами себе. Командир 2-го батальона А.Д. Епанчин был кадровым военным и имел боевой опыт. Поэтому в целом «батальон, находясь в окружении, вел себя в этой обстановке мужественно. До 16 часов 28 ноября он удерживал занимаемый рубеж, отражая атаки врага… Батальон с боем вырвался из окружения и соединился с нашими частями» [205]. Действительно последнее сообщение[206] противника о том, что в Яхроме еще находятся советские войска и идет тяжелый ближний бой, поступило в штаб 7-й тд в 16.15.

Это могли быть только подразделения батальона А.Д. Епанчина, поскольку еще одна часть, присланная сюда для обороны, уже покинула город.

«Мы с двоюродным братом Виктором, – вспоминает старожил Яхромы В.А. Исаев, – взяли с собой необходимое на первое время, и пришли к отцу в ФЗУ. Там стоял батальон мотоциклистов с одной пушкой. Немцы уже рядом. Один боец вышел, вскоре вернулся и сообщил, что там немцы. Нужно было срочно уходить. Мотоциклисты поехали в сторону больницы, до самой церкви. Развернулись, сделали несколько выстрелов и быстро уехали к Москве. А мы, человек 15, пошли к железнодорожному мосту»[207].

«Срочно уходить» нужно было, конечно, гражданским лицам, а вот поведение военных, мягко говоря, непонятно. Правда, в донесении командира 11-го мцп, о котором идет речь, картина выглядит не столь неприглядно: «28.11.41 г. под сильным напором противника и огня с танков и минометов в 10.45 отошел с района обороны Пролетарский поселок (Яхрома) и занял оборону южнее в 1 км Яхрома, где и оборонялся до 9.00 29.11.41 г.» [208]. Справедливости ради надо сказать, что уже 18 ноября в полку оставалось только сто бойцов и командиров[209] (а 29 ноября их было уже только 83). Поскольку силы немцев первоначально были не очень значительны, даже эта сотня бойцов могла бы оказать более существенное влияние на ход боя. Однако для этого надо было наладить взаимодействие меду частями 1-й УдА и 30-й А, которого, похоже, не было.

Г. И. Хетагуров возлагает ответственность за слабую оборону Яхромы на командира 29-й бригады, который при смене частей собирался поставить вместо 923-го сп только один батальон и батарею 76-мм. Полковник Хетагуров не посчитал замену равноценной (хотя по численности свежий батальон наверно не уступал побывавшему в боях полку) и якобы предложил временно оставить на позиции и 923-й сп (правда, только до утра). Но командир бригады проявил беспечность и, сославшись на приказ своего командующего, не захотел даже доложить ему о таком подарке[210]. Однако, во-первых, сам срок предполагаемой задержки полка наводит на мысль, что такое предложение можно делать в случае, если заранее известно, что произойдет следующим утром и, возможно, оно существует только в мемуарах. Во-вторых, в действительности 923-й сп находился на позициях перед Дмитровом, и вряд ли эта мера могла улучшить ситуацию в 7 км южнее.

В 7.30 немецкая танковая рота под командованием Хорста Орлоффа, шедшая во главе атакующих, достигла моста и переправилась через него, за ней следовала рота мотопехоты. Еще одна рота, следовавшая в хвосте, закрепилась на высотах, находящихся перед городом[211], а на восточном берегу противник, даже имея весьма ограниченные силы, но опираясь на помощь танков, попытался расширять плацдарм.

«Без поддержки своего тяжелого вооружения, которое не могло следовать так быстро, храбрые стрелки атаковали гряду высот на восточном берегу. Штурмовали с ручными гранатами, и холодным оружием. Первые окопы русских были достигнуты. Некоторые защитники хотели сдаваться, они вышли с поднятыми руками из своих нор, но были расстреляны своими же сзади. Когда стрелки были в атаке на восточном берегу, на позицию на железнодорожной линии выехал бронепоезд…»[212].

Это был не первый бой командира бронепоезда старшего лейтенанта Федора Дмитриевича Малышева и части его подчиненных. Отдельный бронепоезд войск НКВД N73 воевал в начале войны в Белоруссии и погиб при обороне Березины. Командир сумел выйти из окружения с уцелевшей частью экипажа. Позднее была получена новая материальная часть. В ночь на 28 ноября бронепоезд стоял на станции Вербилки. Ранним утром Ф.Д. Малышева вызвали к селекторному переговорному пункту, и генерал-лейтенант В.И. Кузнецов приказал немедленно выдвинуться навстречу прорвавшемуся через канал противнику и остановить его продвижение.