Жиган по кличке Лед - Евгений Сухов

С ним были те, кого он знал со школьной скамьи: высокий темноволосый парень с широко поставленными светлыми глазами и язвительным ртом, ладный, широкоплечий, в плотно облегающей торс косоворотке, шнурованной на груди и придающей ему щегольской вид, – Илья Холодный; второй – невысокий, высоколобый, удивительно подвижный, в пиджачке – Леонид Ипатов, которого из Ипа давно и кощунственно переименовали в Ильича за некоторое сходство с покойным вождем мирового пролетариата. Леонид «Ильич», собственно, никогда не возражал против подобного погоняла.

Был тут и Прутков, давно перековавшийся из буржуазных скаутов во вполне лояльные к нынешнему режиму совторгслужащие (хотя имел и частную лавочку). Коммерческую деятельность в Желтогорске 25-летний делец умудрялся совмещать с комсомольской активностью, а также с вот такими поздравлениями друзей в столице нашей Родины. Имелся некто Лившиц, этот – постарше; он даже и не пытался строить из себя идейного, но зарабатывал исправно. Присутствовал и Верник, и даже Сеня-бородавочник, который из неприятной сутулой особи с прыщавой рожей неожиданно превратился в довольно приятного парня, мечту желтогорских комсомолок. Двум «И» – Илье и расторопному «Ильичу» Ипатову – он, быть может, был и не конкурент в этом вопросе, однако же девушек и вообще особей женского пола в Желтогорске, не говоря уже о Москве, было много.

– Я, мужики, тут че думаю, – заговорил Рыжов. – Я сначала думал, что шутка… А потом, как начал в конторе работать, поднял кое-какие архивы и выяснил, что мои родители ни хрена никуда не делись. Нет, папаша-то давно спился, как и положено, это – да. А вот мать… короче, выяснилось, что мать у меня – жива!

– Да ты че? – двинулся к нему Ип «Ильич».

– А то! И не только жива, а живет она у меня…

– …в Сибири на поселении?

– Ага! Держи карман шире! В Крыму! А в Крыму – потому что там была древняя греческая колония, в общем, там ихние древние греки плодились, и кое-кто на семена уцелел… Ну, если кому интересно, вот пусть у Илюхи спросит, он в этих исторических вопросах как-то больше рубит.

– Ты дело говори. Какие еще древние греки?

– Юра, тормознись, не распечатывай… Хорош… Греки какие-то…

У Рыжова побагровело лицо, он подобрался всем своим огромным телом, расслабленно растекшимся в разные стороны, и выдохнул:

– А то, что у меня мать – и есть грек!

Все расхохотались. Рыжов сжал кулаки. Илья внушительно прокашлялся и, подняв палец, важно проговорил:

– Юра хотел сказать, конечно, что не грек, а гречанка. Причем не древняя, а вполне себе современного образца, 43 лет от роду. По документам – Софья Георгиевна Мастриди. Этническая гречанка. Что характерно, удалось уже нарыть, что сына своего она назвала Георгием, а Юрий – это так, в детдоме, а потом в интернате русифицировали, чтобы не задавался. А что? Гляньте на нашего Несвятого Георгия! Глазом черен, телом велик, норов – огонь! Ну просто шлем архистратига на голову, и в бой против полчищ Ксеркса или какого-нибудь там Дария!

– Правда, что ли? – подал голос Прутков. – Грек? Ишь ты! Буржуйский элемент, значит?

– Дурак ты, – перебил его Ип, – греческие пролетарии нам такие же братья, как, скажем, германские рабочие или французские докеры.

– Нашелся мне тоже – пролетарий… – фыркнул Прутков, сам, как известно, сын судовладельца.

– В общем, – нетвердо подытожил экс-Пыж, – получаюсь я никакой не Юрий Рыжов, а Георгий Мастриди. Это если по матери. А по отцу я получаюсь такой скотиной, что лучше и не вспоминать.

– Отец-то у тебя как раз из пролетариев был… пару раз пролетел мимо кассы – и айда в забайкальские тропики! – съязвил кто-то.

– В общем, думал я тут, думал, мужики, и решил, что в Крыму много несознательных, и пора бы им уже втолковать получше, что такое С-советская власть! – заявил легитимный представитель режима, новоиспеченный товарищ Мастриди, и подпрыгнул на стуле. Вот тут-то мебель не выдержала и развалилась. Илья Холодный назидательно вымолвил:

– Ты, главное, не наразъясняйся в Желтогорске, а то тебя Лагин за пьянку с потрохами сжует. Он в последнее время вообще стал суровый.

– Станешь суровым, – отозвался Ип, – когда тебе на голову столько контролеров сажают. И Баранов в гору попер, и этого Брылина из Москвы зачем-то прислали. Если захотят, они Лагина разыграют на двоих и не подавятся.

– Да уж… – протянул Рыжов, – раньше Андреич совсем другой был… Помните, как мы впервые в Москву дернули? Ну, в двадцать третьем?

– В двадцать втором…

– Ну да. Так он тут, в столице, особенно себя не держал в узде. Только в последнее время… Не пьет, не курит, в плохом обществе не замечен, – язвительно протянул Ип.

– А ты, Леня, думаешь – хорошее общество? – поддел его Прутков. – Ничего… Больше всех от него пострадает Паливцев. Этот ваш старый цербер, кажется, всерьез решил остепениться, создать, так сказать, ячейку общества. А она – девушка серьезная, не чета тем шмарам, которые у нас были вчера.

– Да даже не чета тем, что были сегодня! – выговорил Илья. – А что, Паливцев решил жениться? Он, мастодонт эпохи позднего ледникового?.. Жениться?

– Хотя, с другой стороны, отчего ж ему и не жениться? – подхватил Ип. – Он у нас человек серьезный, по партийной линии. Первый секретарь горкома комсомола, старый козел… Недавно отвели ему под жительство особнячок в 1-м Кривом переулке, и не беда, что переулок кривой – главное, дом прямой, как линия партии.

– 1-й Кривой? В Иерихонке, что ли? – спросил Илья.

– Ну да. Там. Веселое было местечко. Мы в свое время там не одно дело провернули…

– А что ж так мало ему дали-то? – осведомился Холодный. – Всего один дом? Что ж не целый квартал под его толстую задницу? Он же ведь у нас остепенился, окончательно перековался и теперь – ну просто патриарх комсомольской молодежи! К тому же, – сбавил обороты Илья, – у него в последнее время, кажется, нелады с Лагиным. Ну а без ведома нашего куратора ни черта бы у Паливцева не выгорело.

– Тут вот какое дело… хотел тебе сказать….

Начавший было говорить Ленька Ипатов осекся и, окинув быстрым взглядом собутыльников, поманил Илью пальцем в соседнюю комнату. Оставшись наедине с Илюхой, Ип сказал:

– Вот что. Странно, что ты не слышал. Хотя думаю, что ты подозревал, просто ни с кем не делился. Ну, как я сам.

– Не тяни.

– Думаю, что Паливцев копает под Лагина. Не перебивай! Мы же хорошо знаем, откуда взялись средства и для нескольких частных предприятий, которые сейчас под шапкой у Лагина и в доле у Паливцева. И бабло для прожигания жизни в Москве. Помнишь, как Семен Андреич спал мордой в кокаине на хитрой хазе в Марьиной Роще? То-то. Не хватало человеку острых ощущений. Сейчас в такое, конечно, не поверишь вовсе. Но, видать, жадность фраера сгубит, и Паливцев захочет взять Лагина за жабры – подбирается к нему разом с двух сторон. И Лагин так просто этого Леву-Палеву не сольет – наш хитрый Паливцев сумел влезть в фавор и к Баранову, и даже к самому первому секретарю обкома Брылину. А Брылин – мужчина суровый.