Орхидея в мотоциклетном шлеме - Дмитрий Лекух
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, вам столик сюда поставить? — спрашивает.
— Не надо, — говорю. — Мне и так хорошо…
В этот момент открывается стеклянная дверь, и я невольно фокусирую взгляд на вошедшем человеке.
Темные джинсы, серый свитер.
Темные, взъерошенные волосы.
Русланыч.
Нашел все-таки…
…Ну и ладненько.
Киваю на него официантке и говорю, чтобы принесла еще один бокал. И чашечка кофе тоже не помешает.
Рус становится рядом, достает из моей пачки сигарету.
Прикуривает.
Стоим.
Молчим…
…Наконец он не выдерживает.
— Слушай, — говорит, — Дим. Что с тобой происходит-то?!
Жму плечами, выплескиваю в рот остатки коньяка из бокала, наливаю новый.
— Да так, — отвечаю. — Обстоятельства…
Он вздыхает и недоуменно крутит головой.
— Она же к тебе вроде вернулась? — спрашивает.
Опять жму плечами.
— Физическая оболочка — да. Насчет остального можно поспорить…
Молчим.
Официантка приносит Руслану пустой бокал и плещет в него «Наири».
Все-таки — замечательный коньяк.
Густой и в то же время какой-то легкий.
Неуловимо грустный.
Как, наверное, и сама армянская земля.
Не знаю, я там никогда не был.
Странно, почти весь мир вдоль и поперек изъездил, а в Армении — никогда не бывал. И вряд ли уже теперь когда буду.
Хотя с другой стороны — на фиг она мне сдалась, эта Армения?!
Мне и их «Хайята» до конца жизни за глаза хватит…
— А зачем сюда ходишь постоянно? — спрашивает Руслан. — Вы ведь здесь тогда с ней расставались. Себя помучить?!
Задумываюсь.
— Да нет, наверное, старый, — отвечаю. — Склонности к мазохизму я за собой как-то никогда не замечал. Просто, знаешь, — для того, чтобы рану залечить, ее сначала чистят. Иначе — никак не получается…
— Машка-то знает, что ты сейчас здесь? — спрашивает.
— Откуда? — кривлюсь. — Она сейчас в Бельгии, на каком-то стрит-рейсерском фестивале тусует…
— А ты — здесь пьешь, — кривится в ответ.
— А я здесь пью, — соглашаюсь.
Молчим.
Я закуриваю, он разливает.
Чокаемся.
Где-то так…
— И при этом никого не хочешь видеть? — спрашивает.
— Тебя ж не гоню, — усмехаюсь в ответ.
— Попробовал бы, — улыбается в ответ он.
И снова тишина…
…Ну, как тишина.
Просто шум большого города — он уже не шум.
Фон.
А мы — молчим.
Только время от времени вспыхивают чуть поярче, освещая наши лица, тусклые огоньки сигарет.
Коньяк заканчивается, мы заказываем еще одну бутылку и наконец-то садимся за столик.
Официанты ходят мимо нас на цыпочках.
Еще бы.
Эти два странных мужика в непривычных для восточных людей неярких свитерах уже вылакали одну бутылку самого дорогого коньяка в их недешевом даже по столичным меркам ресторане.
И заказали вторую!
А может, и третью закажут…
…А может — и закажем.
Кстати.
А то на улице уже совсем завечерело…
— Да хорош, старый, — говорит Руслан. — Ты же знаешь, жизнь — как зебра. Одна полоска черная, другая белая. Должно же это дерьмо когда-нибудь да закончиться…
Я делаю последнюю, самую глубокую затяжку и тушу сигарету в пепельнице.
— Знаешь, — говорю, — Русланыч. А как быть, если ты между этих самых полосок застрял? Какой там цвет, говоришь? А? Вот то-то и оно…
Он качает головой.
— Так что, ты думаешь, у вас — никаких шансов все склеить? — спрашивает.
Вздыхаю.
— Склеить, — говорю честно, — вообще никаких. И никогда и не было. Да и заново все начать тоже… гкхм… проблематично. Хотя как раз в этом направлении какой-то небольшой просвет имеется. Маленький, правда. Но все одно лучше, чем совсем без него…
— И что? — снова спрашивает он.
— А ничего, — жму плечами. — Помнишь, у кого-то: «Пока живу — надеюсь»? А вот у меня — в точности наоборот. Пока надеюсь — живу…
Он морщится и качает головой.
— Какой же ты все-таки дурак, — говорит, — Дим. Прям как китаец какой. Сначала создаешь себе адские трудности, потом их с успехом преодолеваешь. Стоило прожить с женщиной одиннадцать лет, чтобы понять, как ты ее на самом деле любишь, только после того, как она от тебя ушла…
— Если преодолею, — усмехаюсь, — ты даже представить себе не можешь, что будет. Я ведь даже душу дьяволу за это пообещать не могу. Потому как моя душа и так мне ни фига не принадлежит…
— Да это-то я как раз хорошо понимаю, — морщится он. — Только это всего лишь навсего — пустой треп. А тут надо что-то делать…
— Сначала, — хмыкаю, — нужно понять, что именно…
— Согласен, — улыбается. — Ничего, разберешься. Ты ведь — мужик, в конце-то концов. А пока давай, выпьем…
— Давай, — соглашаюсь.
Мы разливаем и чокаемся.
Потом опять.
И опять.
А над нами выгибается равнодушное, багровое от огней московское вечернее небо, на котором фактически никогда, даже в самую ясную погоду не бывает видно никаких звезд.
Про Нельку, нашу звезду стрит-рейсинговую, я вам уже как-то рассказывал. И про наши с ней отношения непростые и невеселые. Но ее-то я хоть как-то понять могу — сильная баба, чего уж там.
И красивая.
Живет в свое удовольствие, а то, что в этом самом удовольствии себя заживо похоронила, — так это, извините, не считается. Это — ЕЁ большая и светлая личная жизнь. У меня у самого забот полон рот, чтобы других судить.
И тараканов своих хватает по полной программе.
Так что — квиты.
Она мне даже в какой-то степени нравится.
Но вот ее «адъютанты»…
И, прости Господи, «адъютантши»…
Это уже — за гранью добра и зла.
Особенно вот эта красотка.
Впрочем, «красоткой» ее может назвать только человек с очень хорошим чувством юмора.
Которого, кстати, она сама — начисто лишена.
