Мертвый мир. Поселенец - Кирилл Шарапов

Следующая площадь города – Соборная. Два величайших храма древности – Успенский и Дмитриевский соборы. Вилен никогда не был ярым верующим. Нет, в Бога он верил, но вот покорность православия его раздражала. На месте обоих соборов возвышались руины. На закопченной, чудом уцелевшей стене высотой метров в пять была изображена огромная пентаграмма. С годами она сильно поблекла и скоро должна была совсем исчезнуть. Вне всякого сомнения, здесь явно глумились сатанисты. Легко пинать лежачего, особенно тогда, когда всем на него уже плевать, вот и подорвали придурки два древних храма, как будто мало им было апокалипсиса.

Эхо выстрела заметалось по молчаливому мёртвому городу. Вилен отпрыгнул в сторону и занял позицию за колонной Дома офицеров. Укрытие так себе, но другого не наблюдалось, разве что памятник Ленину за спиной. Вилен обшаривал прицелом улицу, выискивая опасность, автоматный ствол ходил то вправо, то влево. Пёс тоже укрылся и навострил уши, вслушиваясь в звуки окружающего мира. То, что стреляли из «плётки», не вызывало никаких сомнений – одиночный выстрел, хлесткий, как удар плетью. Только вот где стрелок… эхо разлетелось по руинам мёртвого города, рикошетя от стен домов и путая Вилена. Стрелять могли и спереди, и сзади. Справа – вряд ли, там парк и руины храма, а вот слева много разных домов.

Вилен затаился, нужно было срочно убраться с улицы, а то можно и не дойти до цели. Он помнил, что случилось с человеком, в которого стреляли из винтовки, его карта и патроны лежали в рюкзаке поверх продуктовых пайков. Вилен прикинул, куда идти. Слева – массивные двери Дома офицеров, который уже лет сто не видел никаких офицеров, до катастрофы там располагался ночной клуб. Вилен, пользуясь колоннами как укрытием, перебрался к дверям, потянул за ручку. Как и ожидалось, дверь была заперта. Ильич усмехнулся и достал из узкого кармана рюкзака, в котором у туриста должна была размещаться телескопическая удочка, большой гвоздодер. Прогнившие доски подались легко. Ильич слегка поднажал, и дверь с треском распахнулась, вырвав старый замок.

«Странно, клуб модный, а двери остались старыми», – подумал Вилен и, сделав псу знак и пропустив его внутрь, быстро вошёл следом. Примотав к ручке заветную гранату с укороченным запалом, он извлёк фонарь и, подкачав динамо, осветил помещение. Широкий луч заметался по стенам. Один из недостатков убежища – отсутствие окон. Но они должны были быть на втором этаже, где располагалась администрация клуба. За дверь он не беспокоился. Тот, кто её откроет, даже дернуться не успеет. А если и успеет, он встретит нападавшего очередью из автомата. За Виленом будет преимущество – темнота, а нападающий в любом случае окажется на свету.

Клуб был совершенно цел, в водовороте событий никто не вспомнил о нём. Луч фонаря пробежался по пыльным столикам, по бару, в котором стояло множество бутылок, покрытых пылью и паутиной. Интересно, а что будет с коньяком после стольких лет? Но этот вопрос он решил пока отложить. Сняв цепочку с крюком, Вилен поднялся на второй этаж. Пепел не отставал от него ни на шаг, только пару раз чихнул, вдохнув пыли. Как ни странно, окна на втором этаже уцелели, грязные как с той, так и с другой стороны, но кое-что через них всё-таки можно было разглядеть. Вилен находился в угловом секторе и имел обзор как на маршрут, которым он пришёл, так и на часть улицы, ведущей к входу.

– Чертово окно, – выругался Вилен, тщетно пытаясь рассмотреть хоть что-то на улице. Видимость не превышала сорока метров, здание банка, стоящее через небольшой сквер, было как в дымке.

Он попытался протереть участок стекла, оторвав от кресла обивку и смочив её водой из фляги. Стало немного лучше, видимость увеличилась метров до ста. Открывать окно парень не решился, дабы не получить в лобешник пулю. Слишком будет выделяться одно открытое окно по сравнению с другими закрытыми.

Ильич хорошо видел местность до перекрестка улиц Большой Московской и Гагарина. Несколько минут он внимательно смотрел сквозь дыру размером с ладонь, ничего не происходило. Улица была чиста.

Вилен снял с автомата оптику. Перекресток приблизился, прямо на нём, въехав в фонарный столб, навечно застыл джип, лобового стекла нет, на капоте несколько дырок, очень напоминавших пулевые отверстия. Это только в фильмах пули рикошетят от машин, а крутые полицейские укрываются за ними, стреляя в преступников из револьверов метров с пятидесяти. Отличный стрелок попадёт с такого расстояния в лучшем случае в слона, плохой – даже в слона не попадёт. А в жизни всё иначе, любую дверь, если, конечно, она не бронированная, что АКМ, что АК-74 прошивают навылет вместе с дурачком, который за ней укрылся.

Сначала Вилен не понял, что привлекло его внимание. Присмотрелся получше – какой-то странный тёмный силуэт прямо за фонарным столбом. Вилен сосредоточился на нём. Прошла минута, может чуть больше. Пепел как запрыгнул на диван, так там и лежал, свернувшись клубком и зевая. Вдруг силуэт дёрнулся и снова замер. Вилен уже почти не сомневался – он был уверен. Через две минуты из-за столба вышла девушка, держащая в руках СВД-С – укороченную винтовку Драгунова. Какое-то время она смотрела в оптику на улицу, по которой должен был идти Вилен, после чего закинула винтовку на плечо и пошла вниз, на Гагарина. Вскоре она скрылась за зданием банка. Минут двадцать Ильич наблюдал за подходами, но ничего не происходило. Он никак не мог взять в толк, в него ли стреляла девушка? Если в него, то не могла же она так промазать? Если бы пуля пролетела рядом, он бы наверняка засёк свист. Но Ильич точно помнил, ничего над головой у него не свистело.

Пепел, удобно устроившись на диване, подобными вопросами не мучился.

Вилен посмотрел на часы – уже шесть часов в пути, а пройдена только половина. Но время ещё есть, надо отдохнуть, перекусить и посмотреть карту, взятую из рюкзака покойника.

Он достал копчёное мясо и пакетик чая. Быстро подогрел на спиртовке кружку с водой, заварил чай, устроился поудобней, так, чтобы тусклый свет падал из окна через плечо, и достал трофей. Он явно разменял уже полсотни лет и назывался «Атлас автодорог СССР». Где погибший раздобыл подобный раритет, оставалось загадкой. Он был затертый, разрывы кое-где заклеены скотчем, если не быть аккуратным, может развалиться прямо в руках. Много пометок, написанных разными людьми, встречался каллиграфический почерк, явно женский, и резкий мужской, фактически нечитаемый. Наиболее свежие заметки были написаны крупными округлыми буквами, обычным простым карандашом. Сам атлас больше напоминал книгу, на отдельных страницах схемы наиболее крупных городов – Москва, Питер, Нижний, Рязань. Владимир обозначался жирной точкой на пересечении дорог. Хотя вместо Питера был Ленинград, а вместо Нижнего Новгорода – Горький. Пепел с завистью проводил взглядом очередной кусок мяса, исчезнувший во рту Вилена.

– Будешь? – спросил он пса.

Тот в ответ только завилял хвостом. Вилен отставил чай и отрезал несколько кусков граммов по сто. Один за другим бросил псу, который на лету перехватил и, не жуя, проглотил.

– Вот и переводи на тебя деликатесы. Будешь глотать, не жуя, вкуса не распробуешь.

Пепел, протестуя, фыркнул, ясно давая понять: может, ты и не распробуешь, а по мне, так очень вкусно. И снова улёгся на широкий диван, свернувшись клубком.