Тайник - Рейчел Хор

«Штукатурка ли? Там явно что-то лежит…»

Она сунула руку в дыру и наткнулась на бумагу. Схватилась за листы, потянула, но бумага застряла. Пришлось сунуть в дыру вторую руку, проверить, что ее удерживает. Там оказалась целая пачка бумаги. Джуд сильнее сжала пачку и снова потянула. На этот раз удалось вытащить все.

Она открыла журнал и приложила страницы к изуродованному переплету. Как ни удивительно, это оказались пропавшие страницы!

Невероятно! Но почему они вырваны? Джуд пыталась разгладить находку, стараясь не повредить бумагу, но страницы продолжали сворачиваться. По крайней мере они не отсырели: большая удача, учитывая, где их спрятали. Но чернила сильно выцвели, буквы еле-еле видны.

Джуд с растущим волнением села за стол, включила лампу и попыталась разобрать первую строчку. Это было заглавие, похоже на «Отчет Эстер Уикем».

Имя попалось впервые. Джуд с большим трудом разобрала первые несколько строчек.

«Господи, неужели все страницы будут такими же неразборчивыми?»

Но когда перевернула первую страницу, оказалось, что дальше шрифт потемнее и почерк легче разобрать. Ободренная, она вернулась к первой странице и стала разбирать выцветшие буквы. Пришлось помучиться, но вскоре дело пошло быстрее.

Отчет Эстер Уикем

Мне было восемь лет, когда я впервые увидела отца. Трудно поверить, как получилось, что я с детства спала под крышей его дома, ела его хлеб, принимала заботу его слуг. Но когда вы познакомитесь с моей историей и поймете Энтони Уикема, как понимала его я, ценить тонкий ход его мыслей, его неестественную, по мнению некоторых недоброжелателей, преданность одной страсти, все станет ясно.

В самом начале он вовсе не был моим отцом. Родственные связи возникли потом, мы искали их и вместе скрепили. Конечно, это противоречит обычаям, когда слова «отец» и «дочь» возникают в самом начале, при рождении ребенка. Только потом между ними возникает близость. В нашем случае прошло много лет, прежде чем мы узнали друг друга, и Энтони позвал адвоката, чтобы дать мне свое имя, иначе говоря, удочерить по закону.

Он многого не рассказывал, пока мне не исполнилось тринадцать лет, поскольку не считал нужным обременять ребенка проблемами, которые причиняли немало неприятностей взрослым.

Я выросла в полной уверенности, что я его ребенок. В этом меня убедила няня Сьюзен. Она считала, что если я выросла в его доме, не имея фамилии, значит, необходимо уберечь меня от дальнейших потрясений. Это он дал мне имя Эстер в честь своей матери.

Я выросла, прислушиваясь к сплетням слуг и замечаниям тетушки Пилкингтон. Поняла, что не имею права на фамилию Уикем, что я сирота или внебрачная дочь хозяина от какой-то женщины, которую он встретил в одной из нечастых поездок в Лондон или Бристоль, где совещался с другими астрономами. Оттуда отец возвращался, нагруженный учеными трудами и орудиями шлифовки для линз телескопа.

Слухи тревожили меня, не давали покоя, но Сьюзен заверила, что все это пустяки.

Правду я узнала, только повзрослев. Но Сьюзен, наверное, была права, когда отстаивала свои слова, потому что в детстве они придавали мне уверенность. Я льнула к Сьюзен как к собственной матери, она тоже любила меня, тем более что своих детей у нее не было. Да и мужа тоже. Ведь наш Создатель посчитал нужным дать ей некрасивое лицо, раскосые глаза и грузное тело, что делало бедняжку застенчивой и неловкой в общении с противоположным полом. Но для меня она была прекраснейшей женщиной на земле, поскольку заботилась обо мне как могла, и я не хотела другой матери. Это она утешала меня по ночам, когда я просыпалась, плача от кошмаров.

Меня преследовал один и тот же сон: я иду в темноте, заблудившаяся и одинокая, и острые когти деревьев тянутся, чтобы расцарапать лицо или сбить на землю. Вой и крики зверей становятся громче, смрад гниющих листьев наполняет ноздри.

Когда я вижу этот сон, в ужасе просыпаюсь и боюсь снова заснуть. Сьюзен ложится рядом и прижимает меня к пышной груди, пока я, полузадушенная, не успокаиваюсь. Вряд ли бедняжка много спала, когда демоны являлись ко мне, но она не жаловалась.

Джуд снова прочитала отрывок со странным чувством нереальности происходящего. Точно такие же кошмары преследовали ее и Саммер. Но как такое может быть?

Она немного поразмыслила. Вероятно, это имеет отношение к Старбро. Сама башня обладает особой атмосферой — заколдованное место, если кто-то верит в подобное. Но это не объясняло кошмаров Джуд: сама она не бывала в башне. Возможно, это простое совпадение: бег через темный лес в поисках матери, совсем как в волшебных сказках, стоит лишь вспомнить Белоснежку и Красную Шапочку. Может, давным-давно, после того, как люди начали обрабатывать землю, они стали бояться темных лесов, из которых вышли.

Джуд нашла место, на котором остановилась, и стала читать дальше.

В те дни моим миром были детская, кухня и сады вокруг дома. Мне запрещалось одной выходить за пределы парка. Иногда я играла с детьми садовника Сэмом и Мэттом. Они любили бегать и взбираться на деревья, поэтому и я научилась делать то же самое. А если мне становилось скучно, сидела одна и делала домики из травы и хвороста. Людьми и животными были палочки и кости. Однажды Сьюзен подарила мне кукол из прищепок, одетых в тряпочки, купленных у цыганок.

В двадцать первый день июля 1768 года необычно взволнованная Сьюзен разбудила меня, и я увидела у окна великолепный кукольный дом, обставленный великолепной мебелью.

— Это подарок твоего отца, — почтительно объявила Сьюзен.

Она объяснила, что отец увидел меня в окно играющей с палочками и травой и послал за кукольным домом в сам Лондон, не забыв заказать крошечных кукол и чудесную мебель. На окнах красовались красивые гардины, их можно было раздвинуть с помощью тонкого шнура. На постелях лежали узорчатые покрывала. Отец не пришел в детскую поздравить меня с днем рождения. Позже Сьюзен заставила меня написать мое имя на благодарственной записке. Он не ответил на нее.

— Твой отец — очень занятой человек, — пояснила Сьюзен. — У него много важных дел и нет времени на маленьких девочек. Но ты сама видишь, он о тебе помнит.

В то время все его помыслы занимало проектирование и строительство башни, откуда он собирался наблюдать за звездами. На кухне было много разговоров об этой башне, что казалось мне удивительным. Слуги называли ее «прихотью». Для такого определения имелись причины. Кузен нашей экономки миссис Годстоун служил лакеем в большом доме недалеко от Нориджа и рассказал ей, что хозяин однажды выстроил в парке что-то вроде языческого храма.

— Ни на что не годится, — добавил кузен миссис Годстоун. — Хотя достаточно красиво для молодых леди и джентльменов, которые любят воображать, будто находятся в Риме или Аркадии.

Мистер Тротвуд, управляющий отца, был очень недоволен планами строительства. Отец почти не интересовался поместьем и предоставлял ему полную волю. Вот Тротвуд и наглел с каждым днем. И все же теперь он получил строгий приказ заняться дурацкой башней, что требовало приобретения большого количества лучшего кирпича, причем хозяин совал нос в каждую дырку, чем вызывал недовольство местных жителей, нанятых на стройку. К тому же они ненавидели Тротвуда, который старался претворить в жизнь свои планы по улучшению хозяйства. Шестнадцатилетний парнишка его усилиями был сослан за браконьерство. Еще местным жителям не нравился выбор места для постройки: холм на поляне, бывший, по слухам, древним местом для погребения.