Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами - Шонесси Бишоп-Столл

о воде в пустыне. Впрочем, в этот раз, когда вы закрываете глаза, вращение уходит. И теперь вы начинаете чувствовать все, что происходит в животе.

Прошлой ночью алкоголь в какой-то момент прорвал слизистую оболочку вашего желудка. Теперь ваши клетки объяты пламенем, и желудок вырабатывает слишком много соляной кислоты – то же вещество используют для снятия краски и полировки камня. То есть мало того, что вы на пике обезвоживания и усталости, у вас еще и живот полон промышленного очистителя. И горят сейчас не только клетки вашего желудка. Остальные органы тоже полыхают, они опухли и растягивают стенки почек, печени, поджелудочной железы и так далее, мешая им выводить токсины и всасывать питательные вещества и воду, даже если вам удастся ее в себя влить. Но, говоря откровенно, не только алкоголь делает это утро таким жестким. Дело еще и в том, как ваш организм пытается ему противостоять.

Печень командует войной против ядов в вашем теле. Для того чтобы справиться с принятым алкоголем, она выслала отряды камикадзе – свободных радикалов. Миссия выполнена, и они должны быть нейтрализованы. Но если вы продолжали пить, то призыв свободных радикалов не останавливался. Так что битву вы, может, и выиграли, но теперь по вашему телу скитаются мятежные убийцы в поисках драки…

Отчаянно пытаясь обуздать радикалы и вернуть контроль над ситуацией, ваша печень слегка психует – и в результате образуется ацетальдегид. Точно так же работает одно из самых жестких лекарств в истории человечества. Дисульфирам[4] был создан для борьбы с серьезными формами алкоголизма. В сочетании с алкоголем он вызывает такую сильную головную боль и рвоту, что даже у самого отъявленного пьяницы пропадает желание сделать еще глоток. На протяжении десятилетий единственным медикаментозным способом борьбы с алкоголизмом был рецепт для мгновенного, безжалостного похмелья – оно-то в легкой форме и происходит сейчас с вами: боль и тошнота до тех пор, пока мозг не забудет о воде и станет молить о пощаде.

Но, конечно, все это – лишь физиология; худшее впереди. Пытаясь свернуться в позу эмбриона, вы ощущаете что-то под собой. По ощущениям похоже на рыбу, но это – ваша душа. И ваша хлюпкая душа изнывает и смеется, как будто бы вы сами сотворили с собой такое. Впрочем, так оно и есть.

Мало чем люди могут сами себе навредить так быстро, как алкоголем и наркотиками. Отчасти поэтому, когда телесная боль проходит, душевная травма усугубляется. Да, качество и количество выпитого могут влиять на физические аспекты вашего похмелья. Но то, насколько вы были веселы, принимая увеселительные напитки, часто предрешает дальнейшее душевное состояние. Вот почему похмелья типа «Я выиграл „Оскар“! Суперкубок! Сорвал куш!» и «Я потерял работу/девушку/тысячу баксов в блек-джек» ощущаются настолько по-разному. Сейчас у вас второй вариант. И постепенно боль и тошнота станут казаться вам долгожданным избавлением от мыслей, роящихся в голове, словно рыбье желе из допотопных времен или чертовы пустынные демоны:

Ты растратил свой потенциал.

И еще один день жизни.

Ты никогда не найдешь другую девушку.

У тебя наверняка рак печени.

И ты умрешь в одиночестве.

Но прямо сейчас тебе, блин, просто нужно поблевать.

Добро пожаловать в похмелье.

Часть первая

Что происходит в Вегасе

В которой наш герой много пьет, водит гоночный автомобиль, стреляет из обреза АК-47 и отправляется в «Похмельный рай». В эпизодах – Ной, Дионис и гамбургер весом в три с половиной кило.

О боже, и как это люди берут себе в рот врага, чтобы он похищал у них разум![5]

Уильям Шекспир

Передо мной стоит большой искривленный бокал. Крупные оливки фаршированы дешевым, но пахучим «Стилтоном»[6], который стекает вниз по пластиковой шпажке, образуя плавучий слой на поверхности коктейля, напоминающий морскую пену. Но больше, чем этот напиток, озадачивает то, какого черта я вообще здесь делаю: пытаюсь своевременно напиться, чтобы вовремя протрезветь и сделать то, что вы никогда не стали бы делать, если у вас похмелье. Я начинаю пить.

Лас-Вегас стал бесспорной мировой столицей похмелья не только из-за трех очевидных ингредиентов: мальчишников, бесплатной выпивки и знаменитой кинотрилогии; это куда более сложный коктейль из географии, биологии, метеорологии, психологии, философии поп-культуры и местных законов в отношении алкоголя.

От отточенных острот бортпроводников при посадке до повсеместного лозунга «Что происходит здесь, остается здесь» и мифа о гангстерах – основателях города – сразу по прибытии вам вешают на уши легкую разноцветную лапшу, похожую на гавайское леи[7]: «Обычные правила здесь не действуют!» Вот почему обычно сдержанная участница конференции хватает при мне одну из гигантских светящихся пробирок с бухлом по дороге к стойке регистрации в 10:15 утра. Дальше наступает день – череда бесплатных коктейлей в бесконечных комнатах, заполненных ярким светом, искусственно сгенерированным кислородом и табачным дымом. Все-таки это Вегас. Обычные правила здесь не действуют… правда, вашей печени об этом никто не сказал.

Я испытывал эффект Вегаса несколько раз, но не могу прогнать навязчивую мысль: сейчас, когда это действительно важно, похмелья может и не быть. Вот почему мы в этом баре, со сложносочиненным мартини. Я делаю еще глоток и пробую собраться с мыслями.

По задумке я должен совмещать два задания. Внештатные авторы так часто поступают. Конечно, удобнее, когда два сюжета хоть как-то совместимы: например, материал о дижестивах для Digest Digest[8] можно написать на скорую руку во время работы над текстом о дегустации вин для бортового проспекта Air France. Но я-то решил совместить похмелье и перегрузки.

Я приехал в Лас-Вегас ради этой книги, но еще и по заданию мужского журнала. Для книги я исследую местечко под названием «Похмельный рай» – то есть буду раз за разом напиваться, чтобы проверить работу «лучшего в мире похмельного доктора». Для мужского журнала я буду пилотировать самолет-истребитель в инсценированном бою на высоте две тысячи метров, прыгну с крыши здания высотой в триста метров, спущусь на канате с горы, постреляю из автомата и буду водить гоночный автомобиль – все это войдет в рекламную кампанию «Экстремального Вегаса». Пара пустяков.

Выходит, у меня есть всего двенадцать часов, чтобы напиться, пережить похмелье и снова оказаться в строю, а затем одолеть трассу с десятью виражами на скорости двести сорок километров в час. Я не так силен в математике, чтобы понять, возможно ли это в принципе; но мне