Гостья на собственной свадьбе - Катрина Кадмор

– Фокс. Эмма Фокс. Я здесь потому… – В горле неожиданно возник огромный ком, на глаза навернулись слезы, и Эмма сжала зубы, чтобы не расплакаться. – Я должна была провести тут свой медовый месяц.

О боже! Она сейчас зарыдает! Незваная гостья изо всех сил старалась не заплакать, и это напомнило Маттео его мать, борющуюся со слезами. Он, тогда еще совсем мальчишка, смутно догадывался, что она хочет вернуть обратно его отца, но ничем не мог ей помочь изменить ее жизнь к лучшему.

Маттео не знал, кто его отец. С годами мать смирилась с тем, что этот человек к ней не вернется. И плакала теперь из-за расставания с другими своими сожителями. Но Маттео уже не пытался ее утешать – слишком сильную боль испытывал он сам. Боль оттого, что все эти мужчины, которые казались ему настоящими героями, бросали его, не пытаясь бороться за право заменить Маттео отца.

Люди то и дело тебя подводят, нельзя верить пустым обещаниям и полагаться в жизни можно только на себя – этот урок Маттео крепко затвердил еще в детстве.

Эмма громко шмыгнула носом, и этот звук вернул Маттео к реальности. Обращаясь к затылку собеседницы, он переспросил:

– Вы собирались провести в Венеции медовый месяц?

Она наконец разразилась слезами и бросилась в ванную.

«На этот раз бабуля зашла слишком далеко! Может, отправиться за ней в Апулию и высказать все, что я думаю?» – мелькнуло в голове у Маттео.

На этот раз он не поверит бабушкиным извинениям и обещаниям вести себя хорошо, а еще не позволит отвлечь себя тарелкой «сладких поросят» – жареных клецок с медом.

Маттео понимал стремление бабушки помогать беднякам и бездомным животным, но дойти до того, чтобы пригласить незнакомку к нему в дом!

Он постучал в дверь ванной.

– С вами все в порядке?

– Да… Извините. Я выйду через пару минут. – После этих слов раздались сдавленные рыдания.

Маттео поморщился, потер ладонями лицо и прислонился спиной к двери.

– Кажется, нам обоим не мешает выпить. Когда успокоитесь, присоединяйтесь ко мне в гостиной.

Он торопливо спустился по лестнице на первый этаж. За ним по пятам гнались воспоминания о тех ночах, когда он, мальчишка лет семи, прокрадывался в спальню матери, надеясь утешить ее, плачущую.

Войдя в гостиную, он открыл дверь, ведущую на террасу. Венеция дремала, окутанная легким туманом, приглушавшим все звуки. По календарю была весна, но сегодня вечером зима, казалось, снова вернулась, и влажный холодный воздух усиливал загадочную красоту этого города.

Маттео большую часть времени проводил, курсируя между своими офисами в Милане, Нью-Йорке, Лондоне и Париже. Всегда в движении, он не чувствовал привязанности к какому-то одному городу. В детстве он ненавидел такой кочевой образ жизни, а теперь он идеально подходил Маттео. Так было проще держаться на расстоянии от людей. Он старался верховодить в своих отношениях со знакомыми и друзьями. Никто из них не сможет причинить ему боль, бросив его. Маттео предпочитал разрывать отношения первым.

Венеция была для него убежищем. Здесь он мог побыть один, вдали от привычной суеты, забыв ненадолго о своей ответственности за бизнес и родных. Именно потому Маттео не держал в «Ка-Дивина» прислугу. Ему нравились тишина и покой, царящие в палаццо.

Но сегодня эта умиротворяющая обстановка не могла погасить раздражение Маттео, вызванное выходкой одного из его ведущих дизайнеров – довольно неуправляемого и эксцентричного типа. Вчера во время интервью китайскому телеканалу он, похоже перебрав спиртного, намекнул, что сеть китайских магазинов, торгующих товарами его дизайна, не достойны такой чести. А ведь через эту сеть Маттео продает в Китае изделия и всех остальных своих брендов. Разумеется, китайцы восприняли такие слова как оскорбление. Такая «потеря лица», как выражаются в Китае, грозила Маттео разрывом всех контрактов с этой торговой сетью.

Завтра вечером президент этой китайской компании с несколькими своими сотрудниками прибывает в Венецию. Придется извиняться перед ними и заверять, что для Маттео они – очень ценные и уважаемые деловые партнеры. Очень важно, чтобы этот визит прошел хорошо.

Заслышав шаги Эммы на террасе, Маттео обернулся. Вот только не хватало сейчас еще и решать проблемы этой незваной гостьи!

Сейчас на ней, кроме кремового джемпера, были надеты облегающие джинсы и ботильоны. Нежные, утонченные черты лица этой девушки напоминали Маттео о женских портретах художника Федерико Дзандоменеги. Фарфоровая кожа, рот с изогнутой луком Купидона верхней губой, нос идеальной формы, густые, волнистые каштановые волосы заправлены за уши и спадают почти до пояса. Слезы уже высохли, но, несмотря на решительно сжатые губы, Эмма выглядела измученной.

Почти таким же обессиленным чувствовал себя сейчас и Маттео.

– Что вы будете пить?

– Виски, пожалуйста.

Он налил ей виски, а себе коньяку, стараясь не обращать внимание на то, как остро чувствует присутствие этой девушки рядом с собой. Но он не мог не подметить ее красоту, вежливую речь, длинные ноги. В памяти всплывали соблазнительные очертания ее тела под ночной рубашкой.

Эмма села на краешек дивана и устремила невидящий взгляд в сторону террасы. Ее руки, лежащие на коленях, сжались в кулаки, словно приготовленное к схватке оружие.

Неожиданно для себя Маттео спросил:

– Не хотите рассказать о том, что вас привело в Венецию?

Эмма взяла бокал, сделала глоток и, вернув бокал на кофейный столик, глубоко вдохнула. На ее щеках заиграл румянец. Интересно, тому виной виски или есть другая причина?

– Не хочу, – вскинула подбородок гостья.

– В таком случае я пойду и позвоню в гостиницу, чтобы заказать для вас номер.

Маттео почти успел дойти до двери, когда ему в спину донеслось:

– Моего жениха… То есть, я хочу сказать, моего бывшего жениха арестовали вчера утром, в четыре часа, за растрату.

Она потянула ворот джемпера, словно тот ее душил.

Маттео вернулся и сел. Эмма кинула на него взгляд и отвела глаза. Похоже, в ее душе боль сражалась с гордостью.

– Он украл деньги у компании, на которую работал, а еще уговорил родных и друзей вложить средства в выгодные сделки с недвижимостью. Вот только не было никаких сделок. Он проиграл все деньги на бирже.

– А вы ничего об этом не знали?

– Нет! – воскликнула Эмма.

Затем она поморщилась и заметно побледнела.

– Хотя полицейские сначала мне не поверили… – Она отвернулась. – Меня арестовали.

– Арестовали?!

– Да. В тот самый день, на который была назначена моя свадьба. Но в конце концов отпустили, выяснив, что я была не соучастницей, а скорее пострадавшей.

Должно быть заметив сомнение в его взгляде, Эмма с вызовом посмотрела на Маттео.