Образование древнерусского государства - Владимир Васильевич Мавродин

быть может, и документальные материалы, говорящие о давнем жительстве славян по Дунаю, заставили летописца усматривать в дунайских землях прародину славян. С тех пор как были написаны эти строки летописи, прошло много столетий. Вопрос о происхождении славян интересовал средневековых хронистов и летописцев, византийских, римских и германских историков, географов, политических деятелей, католических и православных монахов, арабских и персидских путешественников, слагателей скандинавских саг и анонимных авторов древнееврейских источников.

Могущественный и многочисленный славянский народ с оружием в руках, под звон мечей и пение стрел, вышедший могучей поступью на арену мировой истории и распростерший владения свои на огромное пространство от лазоревых вод Адриатики и прибрежных скал Эгейского моря до дремучих лесов верховьев Оки и Днепра, от покрытых туманом берегов Балтики и залабских лесов и полей, от прозрачных озер и холодных скал Карелии до залитых солнцем черноморских степей, не мог не приковать к себе внимание Запада и Востока.

И если заброшенными где-то далеко на севере «венедами» державный Рим только интересовался, то могучий натиск славян заставил византийских и западноевропейских писателей VI–VII вв. с тревогой искать ответа на вопрос: откуда взялись эти высокие, русоволосые, сильные и воинственные варвары, с копьями, мечами и луками со стрелами покорившие целые страны, гоня перед собой прославленные войска «ромеев», и как с ними бороться?

Этот натиск славян и продвижение их все дальше на юг и запад, когда славянские дружины дошли до Морен, Италии, Малой Азии, Африки и Испании то в качестве самостоятельного войска, то в качестве союзных и наемных отрядов, заставили историка готов Иордана констатировать, что «теперь по грехам нашим они свирепствуют повсюду», а императора Константина Багрянородного с грустью заметить, что «вся страна» (Византия) ославянилась[3].

Современники этой эпохи «бури и натиска» славянства оставили нам свои труды. Неясные отрывочные сведения о славянах, домыслы, пересказы, записи со слов очевидцев, собственные впечатления, попытки по-своему осмыслить разные легенды, предания и сообщения — вот что представляют собой произведения античных, греко-римских, византийских, западноевропейских и восточных писателей I–VII вв. Скудны сообщаемые ими сведения, темна и неясна древнейшая история народов славянских, но тем ценнее каждый незначительный эпизод ее, запечатленный в труде древнего автора, каждая особенность славянской жизни, быта, культуры, отразившаяся в письменном источнике, каждый заржавленный изломанный серп, полуистлевший кусок ткани, простенькое украшение, добытое трудом археолога, тем ценнее следы древних славянских языков, обнаруженные кропотливой работой лингвиста в современной речи, в топонимике, в надписях, в произведениях далеких, давно прошедших веков.

В эпоху славянских войн и походов, вторжений и завоеваний, передвижений и переселений о славянах говорили и в Византии, пышной, великолепной, блестящей Византии, наследнике и преемнике Рима, и в полуразрушенном варварами и ими же варваризированном «вечном городе» Риме, в монастырях, замках и городах пестрой и многоплеменной, полуварварской-полуфеодальной Западной Европы, напуганной появлением славян у Фульского монастыря, в лесах Тюрингии, в прирейнских землях, и в городах мусульманского Востока, в Закавказье, в Малой и Средней Азии, где ученые арабские географы, путешественники, поэты и купцы повествовали о «сакалибах» и «русах», совершавших отважные походы на города Закавказья, пробиравшихся со своими товарами и на Каму, и в далекий Багдад.

Не оставили воспоминаний о первых страницах своей истории лишь сами славяне, храбрый и мужественный, великий и трудолюбивый славянский народ. В годы славянских завоеваний они еще не знали письменности, не могли записать даже те полулегендарные сказания о начале славянского народа, которые передавались из уст в уста. По туманным, сказочным преданиям восстанавливали начальные страницы истории своих народов славянские летописцы и хронисты, наивными домыслами и собственной фантазией искажая и приукрашивая то немногое, что им было известно. И недалеко ушли от них первые историки славянства XVI–XVII вв., повторявшие и развивающие фантастические рассказы своих предшественников. Да и можно ли предъявлять требования к тем, кто писал во времена, когда историческая наука еще находилась в младенческом состоянии!

Лишь конец XVIII и начало XIX вв. можно назвать временем, когда вопрос о славянстве был поставлен на научную основу. Это было время создания и развития индоевропейской теории, наложившей отпечаток и определившей в значительной степени дальнейшее развитие не только лингвистики, но и истории, археологии, этнографии и антропологии. И немало прошло времени с той поры, пока наконец передовые ученые, занимавшиеся разными областями общественных наук, не начали освобождаться от индоевропейского пленения и высказывать новые, свежие мысли. Я не собираюсь отрицать той роли, которую сыграла индоевропейская теория, в частности в области изучения и классификации языков, не собираюсь оспаривать целый ряд ее весьма серьезных и неоспоримых достижений, но должен отметить, что современная наука о языке, современные история, археология и другие сопредельные области знаний уже во многом опередили ее и ушли вперед.

Ушел далеко вперед и вопрос о происхождении славян. Мы не будем выводить их из предгорий Кавказа или степей Средней Азии или заставлять совершать фантастические передвижения по Европе. Уже давно начали раздаваться голоса об автохтонности славян в Европе, и в частности, на тех местах, которые и поныне занимают некоторые славянские народы. Высказывавшие эти суждения лингвисты и историки, археологи и антропологи с большой убедительностью анализировали всевозможного рода источники, и постепенно новая точка зрения стала завоевывать все большее и большее число сторонников.

Так, например, Забелин в своей «Истории русской жизни» высказывает взгляды, значительно отличающиеся от теорий тех историков, для которых история народов — сплошной калейдоскоп непрерывных передвижений, переселений, истреблений, вытеснений одной народности другой в пределах определенной области. Он писал: «Уступая, однако, здравому смыслу, историки-исследователи, для более здравых объяснений этого передвижения народов, выработали сокращенные, но почти у всех одинаковые рассуждения, вроде следующих: "Вероятно, остатки скифов были потом вскоре частью истреблены сарматами, частью прогнаны назад в Азию, частью же, наконец, совершенно сошлись с сарматами". Исчезло в писании имя Роксалан — "можно догадаться, что одних из них истребили готы, а других гунны, а что осталось то того, то поспешило соединиться с родичами своими аланами. Аланы северные, когда исчезли и куда девались, неизвестно, а южные ушли за гуннами или на Кавказ" и т. д. Так всегда очищается место для появившегося вновь народного имени, когда исчезает из истории старое имя. Известно, что в XVI и XVII столетиях Русь в Западной Европе стала называться Московией, а русские — московитами. Явился, следовательно, новый народ — москвичи, а Русь внезапно исчезла, оставив небольшой след только в юго-западном углу страны, у Карпатских гор. Если бы это произошло за десять веков назад, не в XVI, а в VI или V в., откуда так мало сохранилось свидетельств, то исследователи имен, конечно, объяснили бы