Дребезг Звёзд - Герр Фарамант

Парень не слушал своего товарища. Всеми мыслями своими он был там, на перроне, подле статуи печального попа и, конечно же, ему сейчас было совершенно не до празднования юбилея относительно бесполезной дружбы. Он нервничал, дёргался, всё никак не мог спокойно усесться. Вяло отвечал на расспросы о своей нынешней жизни, выслушивал семейные драмы и благодарности за то, что свёл Майора с его нынешней девушкой. Они уже три года вместе, кушают борщ, живут на съёмной квартире, рады и счастливы. Сон кивал, качал головой, отбивался шаблонными ответами типа «круто», «молодец», «уважаю» и так далее, а сам всё думал: когда же от него отстанут. Набраться решительности и послать его прямым текстом Сон не мог, не успел сориентироваться. Всё слишком сумбурно, слишком внезапно, слишком не к месту.

Наконец, до Майора дошло, что он совсем лишний. Дошло это до него потому, что Сон не сделал почти ни глотка из купленной ему банки — а ведь это же подарок! А всё равно не пьёт. В конце концов герр Майор хлопнул своего товарища по плечу и искренне поблагодарил за встречу, извинился, что не вовремя появился и пообещал встретиться снова на днях. А после — весёлый и довольный от встречи с другом ушёл домой.

Сон стремглав ринулся на вокзал. Он всем сердцем молился, чтобы таинственная незнакомка дождалась его. Видел, как она сидит в ногах у отца Фёдора, смотрит своим загадочным взглядом на заходящее солнце и нежно улыбается. Представлял, как алые лучи играют с её тёмно-зелёными волосами. Мысленно вкушал аромат этого блаженного яда внезапных встреч.

Однако он ни капли не удивился, когда обнаружил одиноко стоящего святого отца, что держал в руках котелок и беспокойно смотрел в закат. Рядом с цитатой из письма отца Фёдора его жене лежал тетрадный листок.

Парень медленно поднял записку, боясь её читать. Это всё напоминало ему какую-то игру. И он понимал: если он прочтёт послание — он согласится в неё играть. Всё происходящее вокруг выглядело как-то нереально. Будто какой-то фарс.

Но всё же он решился.

На ровном листе в клеточку было выведено аккуратными большими зелёными буквами:

«Увидимся в Новом Мире:3»

Позади раздался гудок отправляющейся электрички. Не ведая, что творит, Сон ринулся за движущимся составом. Ему казалось, что именно там, именно в каком-то из его вагонов сидит та самая незнакомка. Сидит и смотрит на одинокого, отчаявшегося юношу, который бежит за ней, гонится за своей судьбой, рвётся к ней.

И всё бы хорошо, если бы не подвернувшийся под ноги одинокий камень, который словно ждал, чтобы на него наткнулись.

Сон лежал на холодной, словно чертоги девятого круга, плитке и раздосадованно смотрел вслед удаляющейся электричке. Ему виделась смеющаяся фигура незнакомки. Зелёный свитер, синие джинсы. Немного восточные черты лица. Тёмные волосы цвета яда. И нежный, немного низкий, но приятный голос. Он старался вобрать в себя всё, что запомнил о ней. Ах да, ещё она курит «Captain Black» и цитирует Библию, что весьма нетипично для девушек её возраста. Чёрт. Если подумать, она сама нетипична для девушек своего возраста.

Сон поднялся, отряхнулся. И тут его как молнией прошибло — кое-чего не хватает.

Сердце судорожно забилось. По лицу потекли струйки пота. Руки судорожно шарят карманы. Стоп. В карманах ничего не было, и ничего не должно было быть — ведь всё деньги и прочее… Мать тысячи младых! Сумка! Её не было! Обчистила — как пить дать. Ни тебе денег, ни тебе Библии. И проездные там… Чтоб их к глубинным! Домой теперь пешком придётся идти.

Стоп. Домой? А как же романтика случая и всё такое?

«К чёрту романтику! — осадил себя Сон и со всей силы пнул бедный камешек, о который некогда споткнулся. — К этому путешествию надо подготовиться. Соберёмся — и завтра же выступаем. Надерём задницу поганой воровке. И вернём мою Библию!»

Гудок очередного поезда. Нависающий, давящий вечер. Тяжёлый воздух сдавливал грудь. Поднявшийся ветер хлестал лицо.

Вокзал — царство одиноких. Сюда приходят прощаться. Составы, подобно ладье Харона, увозят людей по рельсам в Лету. И когда они вернутся — одному Тёмному Фараону известно.

Сон бежал вдогонку за почти исчезнувшей электричкой. Он гнался за ней до последнего. Полы плаща путались под ногами. Сердце вырывалось из грудной клетки. Ему было плевать. Он хотел, хотел, чтоб та девчонка его услышала. Чтобы запомнила, чтобы не забыла. На какой-то миг, сидя с ней рядом, он поверил в то, что она нужна ему.

Наконец, он остановился.

Пустая, заполненная толпой, платформа. Все снуют туда-сюда. Встречают близких, близких и провожают. Смеются, плачут, обнимают, целуют. У каждого человека своя история, своя печаль. Свои страхи и переживания. Хочешь ощутить себя одиноким — заройся поглубже в толпу.

— Эй! — воскликнул парень, обращаясь в сами небеса. — Если ты меня слышишь — увидимся в Новом Мире!

И никто не услышал его призыва. Даже не обернулись. Но Сон чувствовал. Верил в то, что она — она его слышит.

Он по привычке запустил руку во внутренний карман плаща — к телефону. Проверить время. И даже не сильно расстроился тому, что тот пропал. Напротив, там были все контактные данные: страничка «Вконтакте», «мыло», блог…

«Если захочет — обязательно свяжется, — с улыбкой подумал он».

Печально, конечно, что мобила пропала — но так незнакомка сможет выйти с ним на связь, если что. Или — он с ней. Позвонив. А теперь — домой, нельзя терять ни минуты.

Масса людей ввалилась в здание вокзала — и проплыла дальше, к выходу на привокзальную площадь.

Густая биомасса, которая скоро развалится на отдельные маленькие-маленькие молекулы, что продолжат своё броуновское движение. Кто-то с кем-то вступит в реакцию. Кто-то кого-то оттолкнёт. А кто-то притянет. Кто-то останется сидеть у фонтана, а некто — найдёт себе единомышленников, и им будет хорошо. Кто-то исчезнет, кто-то появится. Это сладкое чувство уникального единства во всеобщем одиночестве. И уникального одиночества во всеобщем единстве.

Всё единое единственно.

Электричка мчалась на всех парах. Сквозь врата затхлого города, по пути к свободе.

Девушка в зелёном свитере надавила на раздвигающиеся двери и ввалилась в вагон. Немного пошатываясь, упала на ближайшее сиденье у окна. Облокотившись на подоконник, она провожала закат. Небеса наливались багрянцем, давили раскалённым металлом свинцовых облаков. Едко-алый цвет болезненно-желтушного солнца резал глаза. Создавалось впечатление, что кто-то неудачно готовил яичницу. Или что солнце сейчас стошнит. Прекрасный закат. Он прекрасен своей редкостью, и в то же время таких закатов на её памяти была масса.

По крайней мере она сбежала оттуда.

Более того, у неё теперь есть деньги и телефон, которые можно всучить кому-нибудь, чтоб выручить ещё денег.