Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - Мойзес Наим

И дело тут не только в технологиях. Возьмем, например, другого шахматного гения, норвежца Магнуса Карлсена, который в 2010 году в возрасте девятнадцати лет стал первым в рейтинге ФИДЕ. По словам Д. Т. Макса, который опубликовал о шахматисте статью в журнале New Yorker, успех Карлсена объясняется скорее оригинальной и неожиданной стратегией (которой тот отчасти обязан своей феноменальной памяти), чем компьютерным обучением: “Карлсен меньше, нежели его соперники, тренировался с помощью компьютера, а значит, и манера его игры отличается от остальных. Он рассчитывает на собственную способность оценивать ситуацию. Это делает его опасным противником для тех, кто привык полагаться на компьютерные программы и базы данных”{8}.

Разрушение иерархии власти в мире шахмат обусловлено также переменами в глобальной экономике, политике, демографической и миграционной моделях. Многие границы открылись, путешествия стали доступнее, и большее число игроков смогло попробовать свои силы на турнирах по всему миру. Благодаря более высоким стандартам образования, распространению грамотности и умению считать, а также здравоохранению число потенциальных гроссмейстеров увеличилось. В начале XXI века впервые в истории городское население превысило сельское, что вкупе с продолжительным периодом экономического роста, начавшегося в 1990-х годах во многих бедных странах, открыло новые возможности перед миллионами семей, для которых прежде шахматы были непозволительной, а то и вовсе неизвестной роскошью. Разумеется, тому, кто живет на далекой ферме в бедных краях, без электричества и компьютера, или каждый день вынужден тратить много времени на то, чтобы добывать пропитание или носить домой воду, стать шахматистом мирового уровня нелегко. Прежде чем интернет сотворит чудо, нужно, чтобы совпало множество условий.

Шахматы – классическая метафора власти. Но в шахматах разрушились, а в некоторых случаях вовсе исчезли барьеры, прежде ограничивавшие крохотный, тесный и стабильный мир чемпионства. Препятствия, мешавшие понять тактику и в совершенстве овладеть искусством игры, равно как и прочие преграды, которые ограничивали доступ на вершину, стали менее серьезными.

То, что случилось в мире шахмат, происходит и с властью в целом. Разрушение барьеров меняет как внутреннюю политику отдельных государств, так и геополитику, битву за клиентов и паству между религиями, соперничество между неправительственными организациями, интеллектуальными институтами, идеологиями, философскими и научными школами. Везде, где власть важна, виден ее упадок.

Одни приметы этого упадка заметны невооруженным глазом, другие становятся понятны благодаря экспертному анализу и научным исследованиям.

Начнем с геополитики. С 1940-х годов число независимых государств выросло в четыре раза. Более того, теперь они соперничают, враждуют или сотрудничают не только друг с другом, но и со всевозможными транснациональными и негосударственными организациями. Появлению Южного Судана (а произошло это в 2011 году), самого молодого государства на планете, активно способствовали десятки неправительственных организаций, в особенности группы евангельских христиан, такие как “Мошна самаритянина” под руководством Франклина Грэма, одного из сыновей Билли Грэма, известного американского религиозного и общественного деятеля, служителя баптистской церкви.

Если государство в наши дни вступает в войну, то военная мощь играет куда меньшую роль, нежели раньше. Боевые действия стали асимметричными: целые армии воюют против малочисленных отрядов повстанцев, сепаратистов, боевиков, причем все чаще побеждает более слабая в военном отношении сторона. Согласно исследованию, проведенному учеными Гарвардского университета, в асимметричных войнах с 1800 по 1849 год слабая (в плане численности войск и вооружения) сторона достигала стратегических целей в 12 % случаев. В тех же войнах, которые происходили в период между 1950 и 1998 годами, слабые побеждали чаще – в 55 % случаев. По целому ряду причин исход современных асимметричных боевых действий скорее зависит от взаимосвязи противодействующих политических и военных стратегий, чем от вооруженных сил. Таким образом, многочисленная, хорошо вооруженная армия уже не гарантирует того, что государству удастся достичь своих стратегических целей. И один из важных факторов такой перемены – растущая способность слабой стороны наносить противнику тяжелый урон в живой силе с незначительным ущербом для себя. Использование самодельных взрывных устройств (СВУ) в Афганистане и Ираке – лучшее тому доказательство. Один из генералов морской пехоты в Афганистане подсчитал, что на долю СВУ приходится 80 % потерь в его подразделении, а в годы войны в Ираке – две трети потерь, понесенных войсками коалиции, стали СВУ. И такой уровень поражающего действия сохраняется, несмотря на значительные средства, которые Пентагон выделяет на меры противодействия, включая 17 миллиардов долларов на покупку 50 тысяч приспособлений для радиоэлектронного подавления: предполагалось, что они нейтрализуют примитивные взрывные устройства на дистанционном управлении (мобильные телефоны, пульты дистанционного управления воротами гаража), приводившие бомбы в действие{9}.

Также сокращается власть диктаторов и лидеров политических партий, равно как и их число. В 1977 году 89 государствами руководили автократы; к 2011 году их количество уменьшилось до 22-х{10}. В наши дни более половины населения планеты живет в демократических государствах. События “арабской весны” вызвали отклик в каждом уголке мира, где не проводятся честные выборы и власть целиком и полностью принадлежит диктатору или правящей верхушке. В странах с недемократическим строем, где разрешены различные политические партии, количество оппозиционных партий выросло в три раза по сравнению с 1980-ми годами. И главы крупных партий соперничают с кандидатами и лидерами, которые вышли из пресловутых политических кулуаров. Примерно половина крупных политических партий в государствах с демократическим правлением в наши дни устраивает праймериз или же прибегает к иным репрезентативным методам, чтобы дать рядовым членам организации больше свободы в выборе единого кандидата. От Чикаго до Милана, от Нью-Дели до Бразилии политические боссы охотно признаются в том, что утратили возможность обеспечивать себе голоса избирателей и свободу решений, которую их предшественники воспринимали как должное.