Взаимный интерес - Инид Джохансон

Сначала Грегори думал, что придется стиснуть зубы покрепче и терпеть, но теперь от души наслаждался каждой минутой. А уж во сколько раз возрастет это наслаждение, если ему удастся достичь цели, ради которой все это, собственно, и затевалось!

Им владел тот азарт, возбужденное предвкушение, что обычно возникали, когда очередная выгодная сделка была близка к заключению. Но за все тридцать четыре года жизни Грегори еще ни разу этот азарт не бывал связан с женщиной.

Женщины доставались ему легко.

Но не эта. Не Оливия Вайтсберри.

Приходилось признать — пока погоня за ней не принесла никаких существенных результатов. Но ничего, он привык добиваться своего. И сейчас добьется.

Грегори ни за что не построил бы огромную финансовую империю из ничего, буквально на пустом месте, если бы вешал нос при первой же неудаче. А кроме того, погоня за женщиной — экзотическое удовольствие для мужчины, который сам стал объектом неустанной охоты с тех пор, как ему перевалило за двадцать и он заработал свой второй миллион.

В задумчивости он вырулил на шоссе. Впервые он увидел Оливию Вайтсберри около года назад. Она выступала на подиуме в показе первой коллекции одного талантливого итальянского модельера. Даже на него, Грегори, признанного знатока женской красоты, эта утонченная красавица произвела немалое впечатление. Весьма немалое.

Если бы в тот вечер его не сопровождала очередная спутница, он, пожалуй, не преминул предпринять шаги к знакомству. Но пока длилось каждое его краткое увлечение, он всегда хранил верность даме сердца — таков был один из пунктов его неписаного кодекса.

Кстати, вспомнил Грегори, роман завершился именно в тот самый вечер. Завершился традиционным подношением дорогого браслета и без каких бы то ни было упреков с той или другой стороны. Снова неписаный кодекс.

В результате частного расследования ему стало известно, что Оливия Вайтсберри, восходящая звезда подиума, по которой вдруг стали сходить с ума все ведущие модельеры, обладает репутацией затворницы. Похоже, она никогда ни с кем не ходила на свидания и вообще редко появлялась в обществе — если не считать благотворительных мероприятий.

Что ж, значит, именно ему суждено убедить ее сменить образ жизни. Грегори твердо пообещал себе это. Но в тот момент предпринять ничего не сумел: неотложные дела требовали очередной поездки за океан и поездка эта изрядно затянулась.

Любая другая женщина — мимолетная прихоть — быстро выветрилась бы из памяти вечно занятого магната, затерялась бы среди более важных проблем финансовой империи. Но неповторимые черты, стройное гибкое тело Оливии запали в душу Грегори.

Последние двенадцать месяцев в жизни его не было никаких женщин — хотя в предложениях такого рода он отбоя не знал. Грегори говорил себе, что просто слишком поглощен разъездами по всему миру с одного заседания на другое и что к тридцати четырем годам аппетиты его постепенно пошли на убыль.

Но короткой встречи на улице городка было достаточно, чтобы Грегори понял: потеря аппетита ему пока не грозит. Во всяком случае, аппетита определенного рода.

Машинально сворачивая с главной трассы в сеть переулков, ведущих в более бедные кварталы, он неотрывно размышлял о прекрасном, неуловимом создании, что каким-то непостижимым образом умудрилось затронуть его за живое.

Встреча с Оливией превратила его пребывания у няни — неделя вместо запланированного дня — в нечто совершенно отличное от выполнения долга. Это была не просто случайность. Их свела вместе сама судьба.

Подобная мысль заставила Грегори вздрогнуть. Судьба? Но он же никогда не верил в судьбу. Он привык самому быть хозяином своей судьбы. Брать жизнь за шкирку и трясти ее, пока она не станет такой, какой он желает ее видеть.

Так почему же Оливия дала ему от ворот поворот?

Нахмурившись, он припарковал грузовик перед домом номер 12 по Хай-стрит и сердито хлопнул дверцей. Однако приступ дурного настроения вмиг исчез, стоило ему лишь заметить няню. Миссис Кроули поливала герани в керамических горшках, что яркими пятнами оживляли крохотный пыльный дворик.

— Чудесные новости, мастер Грег: Ларри снова встал на ноги и готов приступить к работе. — Лицо старушки расплылось в приветливой улыбке, и Грегори нагнулся поцеловать ее в щеку. Даже став стройным взрослым красавцем шести футов и двух дюймов роста, он так и оставался для няни «мастером Грегом». — Не знаю уж, как тебя и отблагодарить. А то Ларри так переживал, так переживал. Боялся, все клиенты разбегутся, дело-то у нас новое.

Дело и впрямь было новым. Еще и шести месяцев не прошло с тех пор, как Ларри уволили с местной фабрики по сокращению штатов. Но он и подумать не мог о том, чтобы жить на пособие. У него была своя гордость.

— Ты же знаешь, я только рад был помочь.

Неделю назад эти слова не были бы чистой правдой. Ради няни Кроули Грегори и впрямь готов был идти на немалые жертвы. Но все равно необходимость целых семь дней кряду красить чужие стены навевала на него тоску. Однако уклоняться от долга он все равно не стал бы — и, как водится, добродетель была вознаграждена. Да как щедро! Он снова встретил Оливию, точнее, Лив, потому что Грегори уже выяснил: она предпочитает, чтобы ее звали именно так.

— Сейчас налью тебе чашечку чаю. Мой руки в кухне, а я пока приготовлю. — Няня суетливо засеменила в дом. Грегори направился следом. — Ларри как раз принимает ванну. А ты можешь помыться перед ужином. Я испекла пирог с яблоками. Ты ведь его всегда обожал.

Грегори послушно отправился мыть руки. На свете есть вещи, которые не меняются, и нянюшкина стряпня одна из них! Пока он умывался, прислушиваясь к домовитому звону посуды, наполнявшему крохотную, дочиста надраенную кухоньку, по губам его расползалась довольная улыбка.

Няня вышла замуж за Ларри Джонса, будучи уже не первой молодости — ей, как и ее супругу было тогда уже под пятьдесят, — но для Грегори так навсегда и осталась «няней Кроули», светочем его детских лет. Если кто и относился к нему с материнской заботой и любовью, так только она. Родная мать была слишком поглощена погоней за удовольствиями, чтобы уделять хоть толику времени ему и его младшей сестренке Кэтлин.

Вытерев руки и лицо жестким полотенцем — няня Кроули не одобряла «всякое баловство для неженок», — он повернулся к столу. Нянюшка уже ждала его с чашкой наготове.

— Пей скорей чай, пока не остыл, и расскажи-ка мне о своих дальнейших планах. А то я и так мучаюсь совестью, что помешала твоему отпуску. И слышать не хочу, что теперь, мол, ты вернешься обратно в Лондон или полетишь там Париж или еще куда. Слишком уж много ты работаешь, этак и переутомиться недолго.

Выдвинув из-под грубого соснового стола крепко сколоченный табурет, Грегори уселся, вытянув длинные ноги и улыбаясь, — слишком уж строгой выглядела сейчас нянюшка, точь-в-точь как в детстве, когда ему случалось набедокурить. Но улыбка Грегори скоро погасла, сердце болезненно сжалось. За напускной строгостью миссис Кроули скрывалась непомерная усталость, какая-то подавленность. Только сейчас Грегори заметил, как она постарела.