Танго ненависти - Эрнест Пепин

Мои подруги приходили навестить меня. Я не рассказывала им о тебе. Рассказывать им о тебе, помня о тех предрассудках, что мы унаследовали от предков, означало рассказывать о самой себе, выставляя себя в дурном свете. Никогда не раздвигай ноги! Никогда не раздвигай ноги, доченька! Правило номер один! В сердце мужчины не может зародиться раскаяния, ты никогда не найдешь у него поддержки. Запомни накрепко: у них нет памяти! Будь настороже, доченька! Блюди свое тело! Они как крысы, сгрудившиеся вокруг кучи подгнивших бананов! Крепко сдвинутые ляжки и сухая киска лучше, много лучше, чем огромный живот без мужа! Стервятники, доченька! Да, стервятники! Вот так говорила моя бабушка, которую звали Анадин, так говорила моя бабушка своим старческим треснутым голосом, разбившимся о скалы жизни. Однажды она ударила ножом своего обожаемого муженька. Все произошло из-за темной историйки, связанной с мерзкой блудницей, и после этого бабушка в глубине души постоянно переплетала лианы своих воспоминаний, иногда выпуская их наружу многозначительными фразами-поучениями. Я пытаюсь припомнить, но она никогда не сказала доброго слова о мужчинах…

Мои подруги приходили навестить меня, и мы раз за разом вспоминали милые сердцу пустяки, связанные с родным краем, как перебирают горох для похлебки. Мы нанизывали слова, одно за другим, на нитку беззаботности, но сердце каждой из нас кровоточило: его царапнул, ранил мужчина. Мы сплетничали о несчастьях других, чтобы забыть собственные, и мы смеялись, прихлебывая горячий шоколад.

И вот в один из таких вечеров ты заявился без всякого предупреждения…

Возбужденный, ты принялся рассказывать давнишнюю запутанную историю о женщине, которая смылась, оставив письмо о «черномазом» и «симпатичной француженке». По ее мнению, оба эти понятия были совершенно несовместимы… Ты кричал: «Но я никогда, никогда не замечал, что она белая!» Ты рассуждал о девицах, которые любят все усложнять. Ты подкараулил ее у выхода из ресторана в надежде получить объяснения. Чтобы задобрить ее, отвесил комплимент ее только что купленной тачке. Она презрительно фыркнула: «Тебя это не касается!» И, почувствовав, что у тебя в груди закипает яростный гнев истинного представителя негроидной расы, ты решил укрыться здесь, чтобы успокоиться и не доводить до греха. Ты еще встретишься с ней и получишь эти чертовы объяснения… Ты уже давно с ней покончил, это история без продолжения, но ты хочешь понять.

Уже наступила ночь, а мы все говорили и говорили. В этот раз я молила не: «Боже, помоги мне выставить его за дверь», а: «Господь Всевышний, сделай так, чтобы он остался!» Наконец слова поддержки иссякли. Одна из подруг подытожила: «Вот увидишь, ты все забудешь! Через несколько лет ты станешь вспоминать об этой истории как о случившейся с кем-то другим». Ты заметил: «Я никогда не забуду подобного оскорбления!» Все тот же гнев избалованного ребенка, не желающего вникать в суть вещей, видящего лишь круги на воде, но не замечающего камень, брошенный в озеро. Все тот же гнев невинного ребенка, не оглядывающегося на все совершенные грехи… Приняв нарочито беззаботный вид, я перебила подруг и чуть насмешливо заявила: «Вы разве не замечаете, что он всегда страдает? Дайте ему возможность пострадать!» Все засмеялись, и разговор плавно свернул в сторону родных берегов. В итоге к двум часам ночи ты все еще оставался в комнате, как забытый предмет. Другие уже ушли, оставив нас вдвоем. Ты смотрел на меня так, будто вернулся из далеких краев и вдруг обнаружил меня здесь у выхода из страны грез, такую реальную, такую живую, существующую.

И когда я искренне порадовалась сложившейся ситуации, услышала слова:

«Я здесь, потому что хотел пожаловаться на женщину, которая не может меня любить, и это когда мои родные края переполнены необыкновенными креольскими красавицами. Ты хочешь стать моей женой?»

Долгая тишина. Самая долгая… Она снова разъединяет нас, топит все эмоции в бездонном колодце. И снова моя судьба решается здесь, в этой плохо отапливаемой комнатушке. И снова ты улыбнулся. Я растаяла от этой улыбки. Я достала глиняный ключик, который носила на шнурке на шее, и протянула его тебе. «Этот ключик мне подарил мой отец. Сделай так, чтобы он стал ключом от нашего счастья!» Я не знаю, откуда взялась эта фраза. Я не готовила ее заранее. Я просто произнесла ее. Вот и все. С этого самого дня для нас двоих мы стали мужем и женой.

Я любила тебя, подлец! Сволочь бесчувственная! Проклятый бабник! Сволочь из сволочей! Твое страстное желание волновало меня. Когда тебя не было, я чувствовала себя опустошенной. Когда ты появлялся, я сходила с ума. Вокруг меня все тихонечко пело, все переполнялось чувствами. Я вышла замуж за книги, которые ты читал, за фильмы, которые смотрел, за музеи, которые ты посещал, за музыку твоей крови.

Мы бродили по холодным улочкам города, тихонько напевая. Ты насвистывал «Скажи, когда ты вернешься», хит Барбары Стрейзанд, а я, я отвечала старинными напевами и народными мазурками. Смех уносил нас в своих объятиях и покачивал на волнах радости, прежде чем вернуть, обновленных, в гнездышко времени. Однажды ранним утром, подернутым серо-жемчужной дымкой, мы повстречали продрогшую, старую островитянку. Она спешила к мессе. Увидев нас, дама остановилась: «Дети мои, сердце согревается, когда я наблюдаю за вами, такими счастливыми! Вы сеете вокруг себя любовь! Дивное зрелище! Я буду молиться за вас! Оставайтесь всегда такими же!» Я никогда не забуду эту пожилую женщину, которую я стала называть «крестной», ведь она благословила наш союз. Это стало первым свидетельством нашей свадьбы. Свадьбы лишь для нас двоих… Yonn a lot![1]Один для другого! Удовлетворенность тобой. И те, кто говорят о «соли земли», ничего не знают. Не соль, нет, жгучий перец! Неутоленный жар! Зной из зноев! Непременный и обязательный зной Юга! Бог мой, где взять слова, чтобы описать все это? Сегодня я называю тебя палачом, мерзавцем, дьяволом, но и сегодня слова ускользают, и мне приходится находить, вспоминать их, ведь мы всегда жили вне обычных слов (и в этом была особенная красота!).

А сегодня я полирую холодную гладь ненависти. Я смотрюсь в нее. Несгибаемая, прямая, стойкая! Она разрастается день за днем. Она источает горькую влагу. Она пенится… Вот во что ты превратил меня — в перегонный куб для ненависти! И каждый день я впускаю ее снова и снова, и каждый день я тяжела ею. Мне кажется, что весь мир предал меня. Как ты мог дать мне забеременеть такой ненавистью? Для этого я пришла на Землю? Любовь разбита, но остались обломки… И из этих обломков я делаю гнездо. Гнездо или могилу. Твою могилу…

Тебе не вырваться. Тебе не вырваться из моей хватки. Я всегда буду рядом. На всех четырех дорогах твоей судьбы. Я буду стоять на перекрестке и просить подаяние. Я досыта накормлю тебя волнениями, страхами, трудностями и поражением. Я всегда любила реки во время паводков… Я всегда любила бурное течение вод, захватывающих берега и бросающих на них белые скелеты деревьев. Я всегда любила разгул стихии, циклоны, которые заставляют думать только о главном — как выжить, чтобы начать все сначала… Я всегда любила эти разрушительные потоки, вызывающие ярость родных островов… Совсем крохой я наблюдала за танцем моря и понимала, что море — это огромное чрево земли. Чрево могущественное, тяжелое, беспощадное, которое однажды поглотит нас всех. Но пока еще не время. Сегодня иное время — время рождения моей ненависти.