Украина на тропе войны, 1991–2023 гг. - Александр Борисович Широкорад

постов. Формально решение об этом было принято на заседании Президиума ЦК КПСС 12 октября 1964 г., но работа с членами ЦК КПСС, от которых зависело его принятие, проводилась загодя.

Участники сговора вспоминают, что договариваться с украинцами было поручено лично Л.И. Брежневу, которого в УССР считали своим как бывшего первого секретаря Днепропетровского обкома Компартии Украины. Осторожный Брежнев перепоручил эту небезопасную роль Н.В. Подгорному и с его помощью заручился поддержкой украинских партийных руководителей. Во всяком случае и Подгорный, и Шелест в своих выступлениях на Пленуме ЦК КПСС, снимавшем Н.С. Хрущёва, не пожалели своего бывшего патрона. 14 октября 1964 г. первым секретарём ЦК КПСС был избран Леонид Ильич Брежнев.

21 октября 1965 г. На заседании Политбюро ЦК КПСС обсуждался проект ЦК Компартии Украины, инициированный П.Е. Шелестом, о предоставлении Украине права самостоятельной внешнеэкономической деятельности. Москва отвергла экспортно-импортную самостийность Киева, но влияние украинского клана в Кремле сохранялось. Даже разбор вышеупомянутого «сигнала» не привёл к отставке Шелеста. Его освободили от должности только через шесть лет.

По инициативе Шелеста в конце 1960-х гг. в украинских гуманитарных и многих технических вузах был негласно введён обязательный экзамен по украинскому языку, что, кстати, приветствовали многие СМИ украинской диаспоры в Северной Америке, ФРГ, Австралии, Аргентине. Они считали, что это распоряжение приостановит «русификацию» и советизацию Украины. Впоследствии это решение было «спущено на тормозах», но и после этого многие преподаватели требовали от абитуриентов, студентов и соискателей научных званий, особенно на Западной Украине, сдавать экзамены на украинским языке.

При П.Е. Шелесте стало издаваться больше украиноязычной литературы и периодики, хотя начался этот процесс ещё в 1955 г. На официальных и других мероприятиях представители властей советовали выступавшим говорить на украинском языке. При этом численность Компартии Украины за 1960—1970-е гг. выросла рекордно (по сравнению с ростом числа членов компартий других союзных республик) — почти на 1 миллион человек!

Параллельно с ростом сепаратизма наверху росло народное недовольство советской системой, как в РСФСР, так и на Украине.

При «позднем» Брежневе в экономике наступила полная уравниловка. Нормально жить можно было, только воруя или иным способом нарушая закон. Как-то я, будучи аспирантом, получил указание начальника выполнить ряд расчётов в вычислительном центре N-ского института. Когда я туда прибыл, то увидел множество слонявшихся по залам вычислительного центра прекрасных дам, которые вязали, читали журнал «Иностранная литература», обсуждали важные проблемы или пили чай. Ни одна из ЭВМ серии ЕС не работала. На вопросы, где мужчины, почему не работают компьютеры, и не произошла ли здесь феминистская революция, мне мило ответили, что всех мужчин отправили «на картошку» на две недели, а прекрасные дамы, составлявшие 70 % персонала вычислительного центра, то есть старшие научные сотрудники, младшие научные сотрудники и инженеры, не могли даже запустить компьютеры.

К великому сожалению, это не единичный случай. Да, где-то в провинции оставались некрасовские женщины, останавливавшие коня на скаку, тушившие пожары, ремонтировавшие железнодорожные пути и т. д. Но 95 % дам с высшим образованием в Москве и Киеве «балдёжничали» в КБ, НИИ, различных управлениях, министерствах и т. д. Справка для молодого поколения: «балдёжничать» на Западе означает проводить «итальянскую забастовку», то есть сидеть на рабочих местах и делать вид, что работаешь.

Энергичные парни быстро убеждались, что как бы ты хорошо ни работал, всё равно в совковом НИИ ни карьеры не сделаешь, ни денег не заработаешь. На одного с сошкой приходилось семеро с ложкой — начальник, парторг, профорг и дамы, постоянно сидящие на больничных, то сами, то с детьми. Пробиться к лучшей жизни можно было лишь двумя способами — пойти по партийной линии или в аспирантуру. Проку от диссертаций ни науке, ни производству не было. Пойдите в Государственную библиотеку (бывшую Ленинку), и вы обнаружите, что большинство диссертаций 1950–1980 гг. никто с тех пор даже не брал.

Зато защита диссертации и присвоение звания кандидата наук давало серьёзную прибавку к зарплате и становилось трамплином для начала работ над докторской диссертацией.

Надо ли говорить, что в НИИ и на производстве у работящих людей появлялось желание отделиться от предприятия, от партаппаратчиков, от общественности и от прекрасных дам с их итальянской забастовкой и т. д.

Точно так же работали и колхозники, мечтавшие отделиться от колхоза и работать на себя. Уже в конце 1970-х гг. не только «радиоголоса», но и либеральные СМИ типа «Нового мира», «Литературной газеты» и другие сокрушались, что, мол, на одном гектаре частных подворий производится в десять и более раз больше мяса, яиц и молока, чем на одном гектаре колхозной и совхозной собственности. Кто-то робко возражал, что подобное сравнение экономически некорректно, как если бы сравнивать выпуск автомобилей с одного гектара сборочного цеха по сравнению со штамповочным, инструментальным и другими цехами.

В самом деле, чтобы крестьянское подворье приносило доход, надо, чтобы колхоз подвёл к нему дорогу, электричество и водопровод, снабжал крестьянина водой и электроэнергией по низким ценам, а то и бесплатно. Наконец, крестьянин покупал по мизерным ценам у колхоза зерно, комбикорма, сено и т. д., а чаще просто воровал их. Заготавливать бесплатно в ближайшем лесу стройматериалы и дрова было нормой. Если бы кто-то обратился в лесхоз с предложением оплатить пару брёвен, его бы отправили в психбольницу.

Естественно, многие колхозники мечтали выделиться из колхоза и вести своё частное хозяйство, но при этом получать бесплатно или почти бесплатно электроэнергию, газ и воду и сохранить возможность покупать или воровать сельхозтовары в колхозе.

Точно так же население желало отделиться от союзных структур с их огромным чиновничьим и партийным аппаратом. К примеру, в 1957 г. в СССР было 37 министерств, в 1974 г. их количество достигло 60, в 1977 г. — 80, а к началу 1987 г. — перевалило за сотню. С 1975 г. по 1985 г. количество союзно-республиканских и союзных министерств, ведомств и государственных комитетов в УССР выросло почти на 20 %[6].

В РСФСР числилось около 10 тысяч профессиональных писателей, а на Украине — несколько тысяч «писменников». Любопытно, что журналистов, пытавшихся выяснить национальность этих писателей и «писменников», сразу же привлекали к ответственности за разжигание национальной розни. А о десятках тысячах «освобождённых» партийных, комсомольских и профсоюзных работников и сотнях тысячах людей, их обслуживавших, даже и говорить не хочется.

Этим и объясняются вроде бы парадоксальные итоги референдумов 1990–1991 гг., когда большинство население СССР голосовало за сохранение Союза, а в ходе референдумов по конкретным республикам подавляющее большинство населения высказалось за «незалежность».

На мой взгляд, ничего странного в этом нет. Тут сработала та же логическая посылка, что и у крестьянина: пусть будет колхоз, но я буду