По законам военного времени - Сергей Янин

молодым охранником и остановился, вдыхая слабый аромат жжёной бумаги. Он напомнил ему дом с горящими печами, вздымающимися кузнечными мехами и ядрёным запахом пота гномьих тел, попеременно бьющих кувалдами по мягкому, податливому металлу. Дукин никогда не покидал Ки Харом надолго, даже когда командовал партизанским отрядом. Он чувствовал странную борьбу между жаждой путешествий и желанием вернуться в родной дом до той степени, что начинал испытывать беспокойство. Вот и сейчас, стоя на перроне в Пройнине, он ощущал, что теряет связь с родными подземельями.

Гном поджёг трубку и вдохнул дым выращенного на склонах родных гор табака. Вглядываясь в лица людей, он пытался проникнуть в их сущность. Взгляд Дукина остановился на женщине с двумя маленькими детьми. От страха малыши жались к матери и боязливо прятали лица в складках её просторного сарафана. Она была уже не молода и ей тяжело дался переезд. Думая о ней, Дукин представил картину: деревня с шуршащей пшеничной пашней и дом где-то на краю жёлтого колосящегося ковра, может быть, в тени высоких деревьев, посаженных основателем династии. Но случилась война. Муж этой женщины, уходя воевать с Империей, наказал уехать с детьми подальше. И вот она, растерянная и безмерно уставшая, стоит посреди чужого города в чужой стране и не имеет ни малейшего представления, что делать дальше. Что делать ей, обычной деревенской женщине, в заводском городе…

Дукин не представлял на месте этой женщины изгнанную из родных чертогов гномиху. Их король или откупится золотом, сколь бы высокую цену не потребовал враг, или прикажет народу биться за родной дом. Гномы останутся в своих чертогах. Живые или мёртвые. Дукин выдохнул. Перевёл взгляд на молодого охранника, стоявшего рядом. Тот озирался по сторонам, словно боялся каждого прохожего человека.

Перрон Пройнина был многолюден. Как-то раз Дукин был у знакомого гнома на пчелиной ферме, и толпа на вокзале представилась ему вот таким пчелиным роем, который потерял королеву-мать. Среди скромных деревенских одёж мелькали и элегантные фраки, и рабочие робы, и даже несколько дамских платьев с роскошными шляпками.

Однако дух войны пробрался с беженцами на север, затесался в узких привокзальных улочках, въелся в серые стены домов и изменил облик общества. Тут и там проглядывали затёртые плакаты с призывами пойти в добровольцы или встать у станка и делать пистоли и мечи для армии. Усиленные наряды полицейских ходили взад и вперёд, по большей части помогая сориентироваться на месте и разъясняя людям, как выйти с вокзала, как найти транспорт. И всё же Дукину казалось, что вся эта вычурная вежливость – лишь способ успокоить людей, бежавших от войны. Иногда из толпы выныривали мальчишки в мешковатых пиджаках на два-три размера больше, чем нужно, с газетками в руках. Они за бешеные пять райкатов[1] предлагали свежие новости с фронта.

– Империя остановлена под Симмитарией! Войско Объединённой армии теснит врагов у Золотых дубов! Полиция предотвратила диверсию на заводе в Хураде! Городничий Пройнина вышел работать в цех! Покупайте свежий номер Пройнинского вестника! – доносились выкрики назойливых мальчишек.

Торговля шла на славу. Люди толпились у этих островков доступной правды, готовые платить упятерённую цену, лишь бы быть в курсе событий.

Как-то внезапно на глаза Дукину попалось два мужика, отделившихся от толпы. Их вид не предвещал ничего хорошего. Первый – высокий и худой, был одет в штопанный-перештопанный чёрный костюм, из-под которого торчали концы драной серой рубахи. У него было узкое некрасивое лицо, заострённый подбородок, неровно поросший бородой, тонкий кривой нос и мелкие крысиные глазки, бросающие острые взгляды по сторонам. Второй был ниже ростом, крепче телом и больше напоминал вышибалу из бара, по утрам забивающего ради удовольствия скот. Он был лысым, но тонкие губы терялись в нечёсаной чёрной бороде, покрывающей и щёки, и подбородок, и большую часть шеи. На нём была простая просторная серая рубаха, вся в пятнах от пива и, похоже, запекшейся крови. На поясе у него болтался кинжал, завёрнутый в простую тряпку.

Они уверенным шагом направлялись ко входу в вагон, но Дукин решительно преградил им дорогу, удивив молодого охранника, потянувшегося к пистоли.

– Не мешайся, карлик, – лысый попытался оттеснить гнома, но тот ловко перехватил его руку и надавил на суставы пальцев.

Мужик выругался и отошёл назад.

– Или предъявляй билет этому молодому человеку, или топай, откуда пришёл, – процедил гном, не вытаскивая трубку изо рта.

– Билеты остались в вагоне, – отозвался долговязый.

Голос у него был торопливый, заискивающий. Таким обычно забалтывают клиентов торгаши на рынках.

– Я бы заметил таких проходимцев в своём вагоне, – гном невозмутимо сделал шаг вперед и легонько оттолкнул лысого мужика от себя.

Подельники переглянулись и усмехнулись.

– А ты любишь дерзить незнакомцам, гном? – спросил лысый, обнажив гнилые зубы, и дыхнул на Дукина перегаром.

Мужик потянулся к кинжалу на поясе; гном это заметил.

– Как и ты, – Дукин поправил пояс так, чтобы противники увидели пистоль.

Оружие остудило их норов. Долговязый, следя за действиями напарника, отступил назад. Гном понимал, что им не выгодно устраивать потасовку прямо на перроне, тем более в присутствии охранника, потому спокойно сложил руки на груди, дожидаясь реакции лысого. Молчаливая игра в гляделки затягивалась, и долговязый, словно бы внезапно всполошился.

– Тьма меня разбери! Да это же не наш вагон! – он подскочил к подельнику и показал пальцем на номер вагона. – Нам нужен восьмой, а это шестой!

Лысый криво усмехнулся.

– Действительно. Звиняй, карлик, перепутали номера.

Стараясь двигаться естественно и непринуждённо, они быстро смешались с толпой.

Охранник резко и громко выдохнул, будто всё это время задерживал дыхание. На лбу у него проступил пот.

– Благодарю вас, тэр Дукин. Будь я один, они бы порешили меня по-тихому. Видели их кинжал?

Гном кивнул.

– Первый выезд? – поинтересовался гном.

– Второй. Но первый раз, чтоб вот так.

– В следующий раз меня рядом не будет. Действуй спокойно, но твёрдо. Грязь всегда боится силы.

– Учту ваш совет, тэр Дукин. Честно говоря, я всегда думал, что гномы чопорны и высокомерны. Что они и пальцем не пошевелят, если не увидят в том своей выгоды.

Дукин от этих слов сделался серьезным.

– Вы глубоко не правы, мой дорогой друг. Не высокомерие и чопорность движет гномами. Лишь вопрос уважения. Мы считаем, что уважение зиждется на доверии. Но мой народ потерял