Заноза для ректора, или Переполох в академии Тьмагов - Кристина Антановна Римшайте

Дед наставил на меня однозарядный ручной арбалет. Болт показался внушительным. Такой и грудную клетку прошибёт насквозь…

— Кто же так, дедушка, гостей встречает? — просипела безразлично, глядя в блёклые, практически выцветшие глаза косматого деда.

— А разве гости входят без стука? — на удивление его голос звучал чисто. Не был скрипучим и старческим, но и не молодым. Скорее солидным.

— Прошу прощения за бестактность, — я поклонилась и спокойно вышла за порог дома.

С трудом приладила дверь, чтобы она не болталась и утомлённо постучала, не сильно вдаваясь в подробности этой престранной игры, но я легко принимала чужие правила.

После трёхкратного «тук-тук» из-за хлипкой преграды раздались шаркающие шаги и ворчание:

— Кого там нелёгкая принесла с утра пораньше? Своего дома нет, что по чужим шастаете?

«О-о…» — подумала, с трудом удерживаясь на ногах. Меня качало. И от слабости начало мутить. — «Это будет непросто…» — но на самом деле всё оказалось куда проще, чем думалось.

— Кто таков? Аль дух болот пожаловал?

— Почти… — отозвалась равнодушно. — Мне бы умыться, попить водички и поспать несколько часов. После — я уйду и постараюсь замести за собой следы, чтобы на вас не вышли. Правда у меня ничего нет, что предложить взамен, только моя словесная, но очень искренняя благодарность.

— «Не вышел» кто? — подозрительно сощурился дед, выглядывая на улицу. — За тобой кто-то гонится? Нечистые?

Я тяжело вздохнула. Не было желания объяснять. Признаться, язык и так еле ворочался. А вдаваться в подробности, решать соврать или сказать правду, не хотелось. Слишком сложно.

— Не важно… можно тогда попросить у вас кружку воды?.. и я уйду прямо сейчас… — выдавила из себя с большим трудом и устало опустилась на трухлявые ступеньки развалившегося крыльца.

— Вставай уже, нечего порог грязью пачкать… — пробубнил дед, отходя и как бы пропуская меня в дом.

«Пачкать порог?» — усмехнулась вяло. Вот уж действительно…

— Спасибо, дедуля… — отозвалась, пытаясь встать, но рухнула обратною.

… ступенька подо мной треснула, надломившись. Кусок деревяшки впился в ляжку через тонкую ткань испачканной сорочки, в которой я сбежала, окончательно доконав…

Я заплакала. Горько и бессильно одновременно, жутко подвывая и теряя остатки сил.

— Ну полно тебе… так всех волков в округе соберёшь, — на плечо опустилась морщинистая тёплая ладонь. — За домом бочка с дождевой водой стоит и старенькая колонка есть. Рабочая, — добавил дедуля с гордостью

Я усмехнулась, размазывая по лицу грязь, смешанную со жгучими слезами моей боли и отчаянья.

Пока предпринимала ещё одну попытку встать, добрый дедушка, который так великодушно не прострелил мне лоб из арбалета, принёс огромную деревянную кружку тёплой воды.

… глотала жадно. Захлёбываясь. Вода текла по подбородку, а внутренности сжимались в спазме. Стало больно.

— Да ты не спеши… сейчас ведь никто не гонится…

— Угу… — буркнула, не отрывая кружки ото рта.

Дед принёс какие-то пожитки. А я размякла и привались спиной к покосившейся балке. Глаза медленно слипались, веки становились свинцовыми.

— Ну-ну… рано спать ещё, — мягко пожурил дед. — Тут вот моя рубаха… не новая, конечно, но чистая. И портки с ремешком. Кожаным. Обувки нет, увы. Сам босыми ножами землю топчу.

— Спасибо, — улыбнулась вымученно, сонно моргая.

— Простынка тебе вот… правда, в дырах от старости, посерела немного… закутаешься. Гребень поищу какой. А ты давай… не разлёживайся, ступай тину болотную с себя смывать. Я тебя такой на печь не пущу…

Пришлось повиноваться. Не пустил бы… Тогда пришлось бы на улице спать. А на улице не очень хотелось. Мошкара да жуки всякие. Мухи настырные. Иголки на земле колются и шишки. Но я бы стала, если бы выбора не было. Конечно бы стала. Мне вообще похоже пора привыкать спать на земле и питаться тем что сама раздобуду…

До бочки доковыляла с трудом. Даже раздеваться не стала, так полезла. А стоило окунуться в ледяную воду, сонливость мгновенно отступила…

Застучали зубы. Бледная кода покрылась мурашками, но я продолжала усердно стирать с себя грязь, словно пытаясь стереть следы и воспоминания прошедшей ночи. Ночи, что унесла жизнь моих родителей. Печальная правда не желала укладываться в голове, я всё никак не могла поверить. Не могла примириться с реальностью…

Всё казалось, вот сейчас проснусь от запаха свежей маминой выпечки, спущусь в кухню, поцелую отца в небритую, колючую щёку и забуду весь этот ужас, как страшный сон. Но нет…

Отмывшись, не скажу, что начисто, обтёрлась простынёй и натянула на себя льняную, грубую рубашку с чужого плеча, которую пришлось заправить в болтающиеся на мне штаны. Затянула на талии ремешок и побрела в дом, где трещала и дымила старая печь, а в большой чугунной сковороде скворчало что-то вкусное. Рот наполнился слюной, хотя казалось есть не хотелось…

Я не была уверена в том, что этому лесному старичку можно доверять в полной мере, как и не была уверена в том, что он меня не отравит, чтобы потом, например, сделать из меня удобрение для своих заросших грядок. Но лучше смерть от жареной картошки с зеленью, чем от руки инквизитора.

— Да ты не боись… — дед хлопотал, накрывая на стол. Откуда-то взялись соления, буханка румяного хлеба и довольно приличная на вид посуда. — Сама же ко мне пришла, не я к тебе. Так что проходи, гостем будешь.

Я сделала шаг.

— Может, вы убиваете случайно забредших путников, а сейчас пытаетесь притупить мою бдительность.

— Может, — посмеиваясь, отозвался дед. — Тебе ли не всё равно? Из болота вылезла, явно не от хорошей жизни бежала. Хоть поешь досыта перед смертью.

— Ваша правда, — не стала спорить и подошла к столу. Опустилась на табурет, опасаясь, что он развалится подо мной, но обошлось. Ни он, ни я разваливаться не спешили.

— Ну, а звать тебя как, чудище болотное? — спросил старичок, беря прихватки. Снял сковороду и поставил её в центре стола на подставку.

Я задумалась. А стоит ли вообще называть своё имя?

— Видать, сильно тебя прижало, раз даже назваться