Сети Поднебесья - Софья Вель

Нора засыпала, свернувшись клубком прямо на Эндемионе, оба так и остались на полу, уже не в силах вернуться на постель. Энед грел в ладонях ступни возлюбленной, боясь, что она озябнет во сне.

Нора мягко улыбалась ласке, тихо и счастливо, пьяно от взаимной, разделенной любви. Она нашла в себе силы тихонько произнести:

— Энед, я…люблю тебя… — дракон волной отправил всю полноту его чувств к ней. Нора утонула в обожании, сумасшедшей влюбленности, ощущении счастья, жара, тлеющего углями, так до конца и не утолённого желания, и… приятной прохлады от пола, а еще покалывание от затекшей руки… Краем сознания Нора осталась в чувствах дракона, она случайно упала в драконий сон.

«Сильвия неотрывно смотрела в окно пустым и немигающим взглядом. Утренние сумерки обесцветили мир, весенняя распутица сделала его до конца монохромным.

Озябшими кончиками пальцев пленница гостеприимства степняков сцарапывала иней со стекла на крохотном оконце.

Степняки не знали домов и окон до того, как Сигезмунд не сравнял Излаим с землей. Но Сигезмунд решил стать не просто Великим конунгом. Он решил осесть, решил, что степной народ должен иметь столицу, должен иметь свой дворец.

Так возник Хольспар с домом конунга в центре. Конунг гордился сооружением: трехэтажный терем впечатлял неискушенный взгляд степняка.

Тюрьма переехала из шатра в крохотную светелку с осколком вместо окна. Осколок, вставленный в паз деревянной рамы, когда-то был окном и в Великом городе. Он стал путем солнца в темные комнаты терема и снова делил мир на тепло дома и холод улицы.

Так у Сильвии появился новый "дом". Но пленнице было все равно: шатер, землянка, светелка… Что это меняло?

«Принцесса Излаимская» жила как белый флаг горстки выживших. Для Сильвии оставалась загадкой, зачем она конунгу.

Впрочем, ни за чем. О ней забыли. Ее заживо похоронили, оставив только маленькую степнячку, Алию, стеречь могилу.

Алия поначалу очень боялась белой "вельмы", а потом привыкла. Она жалела бледную и молчаливую пленницу, пела неспящей вельме колыбельные, плела косы, отпаивала терпким кобыльим молоком во время долгой болезни, потом учила языку. Языку, не знавшему даже рун.

Сейчас Алия плакала, перебирая волосы на голове, увы, никак не соединенной с телом. Сколько было брату Алии, десять? Двенадцать?

Месть Алеона взирала на Сильвию мертвыми глазами ребенка, она волной катилась по землям степняков, преднамеренно оставляя столицу каганата нетронутой…до поры…

Сильвия снова посмотрела в монохромное утро.

С улицы послышался шум. Несколько всадников собрались во дворе. Сильвия узнала во всадниках отряд нового конунга. Алика говорила, что молодого конунга звали Сигом. Он обошел старших братьев в борьбе за власть отца.

Алеона Сигу не обойти… Ни интригами, ни ядами, ни мечом.

Шум и плач стали отчетливей — к одному из всадников подбежала женщина, это она рыдала. Рыжие, даже в сумерках, волосы выбились из-под платка. За юбку женщины цеплялся малыш. Сильвия вздрогнула. Ребенок был ровесником. Был бы…

Сильвия отвернулась обратно к Алии. Алия тихо выла, гладя спутанные волосы на темной голове. Плач на улице стал невыносимым, Сильвия не выдержала и снова повернулась к осколку, разделяющими мир на дом и улицу.

Дариан вцепилась в стремя всадника, ни за что не соглашаясь отпустить. Малыш ревел, боясь, что выпустит мамину юбку.

Сильвия закрыла глаза, жалея, что не может заткнуть еще и уши.

Да, они все умрут. И что теперь?

Послышался цокот копыт, разбивающих ледяной наст. Всадники уехали.

Сильвия попробовала согреть руки дыханием, пальцы ломило от холода. Тяжелый нефриловый браслет- метка раба — как противовес скользнул вниз, когда Сильвия пыталась поделиться крохами тепла с замерзшими пальцами.

Алика запела тихо-тихо, едва произнося слова колыбельной, слезы оставляли светлые дорожки на буром от копоти и грязи лице.

Неожиданно послышались шаги. Алия так и не шелохнулась, а Сильвия удивленно посмотрела на открывшуюся дверь. На пороге появился молодой степняк. Он бросил быстрый взгляд на Алию, на голову, лежащую на коленях девочки, и на саму Сильвию. Степняк едва сдержался, чтобы не сплюнуть трижды, боясь, что вельма нашлет на него хворь.

— Конунг зовет, — коротко отрапортовал воин.

Сильвия растерянно огляделась. Алия так и не заметила посла, она раскачивалась с головой на руках и тихо пела. Пленница просто сделала шаг к двери, не взяв даже тёплую одежду. Она не знала, где ее взять. И была ли она у неё?

Сильвия впервые за много месяцев переступила порог комнаты, у нее даже голова закружилась.

Привычный смрад терема степняков уступил колкому и морозному воздуху. Сильвия пьяно тряхнула головой, чувствуя, как темнеет в глазах, а в ушах звенит.

Но сопровождающий не ждал. Он подвел лошадь, и передал узды, боясь даже нечаянно коснуться пленницы. Сильвия осторожно перехватила.

В пути Сильвия грела озябшие руки в терпко-пахнущей гриве невысокой лошадки, и жала ноги к бокам, надеясь согреть. Непривычный к такому конь нервничал, и степняк то и дело бросал на спутницу недобрые взгляды. Но Сильвия никак не хотела отпускать то тепло, что давалось ей через эти прикосновения.

Вскоре они прибыли в ставку. Степняки растянулись полчищем, казалось, что в серых сумерках их целое буро-черное море. Потрескивали костры, шуток и песен слышно не было. Воины смотрели под ноги и проверяли лошадей и оружие. Наконец, Сильвия добралась до шатра конунга.

Она через силу переступила порог, чувствуя приступ тошноты и головной боли. Чудовищные воспоминания прошлого похожего визита отозвались физической мукой.

В шатре шел военный совет. Собрались все конунги, они показывали что-то на карте, но, когда вошла Сильвия, замолчали. Два рослых воина расступились, пропуская пленницу и её сопровождающего вперед.

Сильвия чувствовала дрожь, она едва могла идти, не понимая, зачем её позвали.

Пленница всхлипнула от страха, когда руки нечаянно коснулось чье-то оружие, ненароком ей же и задетое. Сильвия шарахнулась в сторону, но ни на кого не налетела. Все расступились, как от чумного, не меньше её самой боясь прикосновения. Прикосновения вельмы.

Невысокий конунг напряженно смотрел на пленницу. Сильвия не поднимала глаз и нервно дрожала, вокруг нее, несмотря на тесноту в шатре, было пусто.

Наконец, конунг заговорил. Верней, он велел принести что-то.

Несколько секунд все стояли в полной тишине, ожидая прибытия посыльного. Появившийся великан скинул тело с плеч.

Сильвия вздрогнула. Юноша, почти ребенок. Не степняк. Тело уже тронула порча смерти, но небесно-голубые глаза изумленно и растерянно, стекленело смотрели на оставленный мир. Словно не веря, что все так случилось.

— Женщин и детей мы похоронили, — пояснил конунг.

Сильвия с ужасом взглянула на пленителей. Это месть, расправа за приход Алеона?

— Он не оставляет живых, — продолжил