Голодный дом - Дэвид Митчелл

– «Живее. Не копайся и не ротозейничай».

– А ты чем занимаешься?

– Размышляю о больших пальцах Годзиллы.

Мама закрывает глаза.

– Леди Грэйер пригласила меня – нас – на музыкальную вечеринку. На суаре для ценителей музыки. Там будут важные особы из Совета по искусствам, те, кто распределяет гранты и организует концерты…

Мамины веки покрыты сеткой крошечных красных прожилок, похожих на фотографии рек, сделанные с большой высоты.

– Я бы с удовольствием оставила тебя дома, играл бы в свою бурскую битву, но леди Грэйер очень настаивала, так что… Веди себя нормально. Сможешь? Я тебя очень прошу. Представь самого нормального одноклассника и изобрази нормальное поведение.

Нормальное Поведение похоже на Вписывание В Коллектив.

– Я постараюсь. Только не бурская битва, а Бурская война. Твое кольцо мне в руку впивается.

Мама разжимает пальцы. Так гораздо лучше.

Я не понимаю, что именно выражает ее лицо.

Проулок Слейд очень узкий. Это проход между двумя домами, который шагов через тридцать оканчивается поворотом влево. В таком месте впору бродягам в картонной коробке ночевать, а не лордам жить.

– Наверное, парадный вход с противоположной стороны, – говорит мама. – Слейд-хаус – городской особняк Грэйеров, а их поместье находится в Кембриджшире.

Если бы каждый раз, когда мама произносит эти слова, мне давали пятьдесят пенсов, то у меня уже набралось бы три с половиной фунта. В проулке холодно и промозгло, как в пещере Белый Шрам в Йоркширских долинах. Мы с отцом туда ездили, когда мне было десять лет. На первом же углу в проулке лежит дохлая кошка. Серая, как пыль на Луне. Я точно знаю, что кошка дохлая, потому что она валяется, как оброненный мешок, а глаза облепили здоровенные мухи. Отчего она сдохла? Ни пулевых отверстий, ни ран от клыков или когтей, только голова неловко свешивается набок. Наверное, какой-то котоманьяк ей шею свернул. Для меня она сразу превращается в одно из пяти прекраснейших зрелищ на свете. Может быть, в Папуа – Новой Гвинее есть племя, которое считает музыкой жужжание мух. Я бы туда вписался.

– Нэйтан, не отставай! – Мама дергает меня за рукав.

– А ее похоронят? Как бабушку?

– Нет. Кошки – не люди. Пойдем.

– Так ведь хозяина надо предупредить, что кошка домой не вернется.

– Каким образом? Подобрать дохлую кошку и носить по Вествуд-роуд? Спрашивать в каждом доме, кто хозяин?

Иногда маме приходят в голову дельные мысли.

– Ну, придется время потратить, но…

– Нэйтан, прекрати! Нас ждут у леди Грэйер.

– Но ведь вороны ей глаза выклюют. Надо похоронить.

– Здесь нет ни сада, ни лопаты.

– А у леди Грэйер найдется и сад, и лопата.

Мама снова закрывает глаза. Наверное, у нее голова разболелась.

– Все, этот разговор окончен.

Она тащит меня за собой, к середине проулка Слейд. В проулке всего пять домов, но кирпичные ограды с обеих сторон такие высокие, что за ними ничего не видно, только небо.

– Смотри не пропусти маленькую черную железную дверь с правой стороны, – говорит мама.

Мы доходим до следующего угла – ровно девяносто шесть шагов, трещины в асфальте заросли одуванчиками и чертополохом, но двери нет. Мы сворачиваем направо, проходим еще двадцать шагов и оказываемся на улице, параллельной Вествуд-роуд. На табличке надпись: КРЭНБЕРИ-АВЕНЮ. Напротив стоит машина Ассоциации скорой помощи Святого Иоанна. На замызганной панели над задним колесом кто-то написал: ВЫМОЙ МЕНЯ. Водитель со сломанным носом разговаривает по рации. Мимо нас на скутере проезжает мод, как в «Квадрофении»{4}, без шлема.

– Ездить без шлема запрещено, – говорю я.

– Странно все это, – говорит мама, глядя на конверт.

– А вот сикха в тюрбане полицейские…

– «Маленькая черная железная дверь»… Как мы ее пропустили?

Я знаю. На меня валиум действует, как волшебное зелье на Астерикса{5}, а вот мама от него соловеет. Вчера она меня Фрэнком назвала, как папу, и не заметила. Рецепты на валиум выписывают два доктора, потому что таблеток по одному рецепту не хватает, но…

…рядом лает собака. Я вскрикиваю, в страхе отшатываюсь и писаю в штаны – совсем чуть-чуть. Нет, все в порядке, там забор, а собака – крошечная тявка, а не бульмастиф, и уж точно не тот самый бульмастиф, а описался я всего капельку. Сердце стучит как сумасшедшее, меня мутит. Мама вышла на Крэнбери-авеню, ищет ворота и особняк за воротами, тявканья даже не услышала. Мимо проходит лысый тип в комбинезоне – в руках ведро, на плече стремянка, – насвистывает «Я научу всех в мире петь»{6}.

– Простите, вы не знаете, где здесь Слейд-хаус? – спрашивает его мама.

Свист прекращается. Лысый тип останавливается:

– Где здесь что?

– Слейд-хаус. Резиденция леди Норы Грэйер.

– Понятия не имею. Но коли вы ее найдете, передайте этой самой леди, что если ей угодно кого попроще, то я мастер дам ублажать. Классный у тебя галстучек, сынок, – говорит он мне, сворачивает в проулок Слейд и продолжает насвистывать с того самого места, на котором прервался.

Мама глядит ему в спину, бормочет:

– Вот уж спасибо, помощничек хренов.

– «Хренов» – нехорошее слово.

– Нэйтан, не… Ох, не начинай.

По-моему, лицо у мамы сердитое.

– Хорошо.

Песик больше не тявкает, лижет пипиську.

– Вернемся, – решает мама. – Может быть, леди Грэйер имела в виду соседний переулок.

Она идет к проулку Слейд, я за ней. Мы подходим к середине проулка как раз тогда, когда тип со стремянкой на плече сворачивает за угол, там, где лежит дохлая лунно-серая кошка.

– Если здесь кого убьют, то никто и не увидит, – говорю я.

Мама не обращает на меня внимания. Может, мое замечание не совсем нормальное. На середине проулка мама останавливается:

– Ох, ну надо же!