Трагедия 1941 года - Арсен Мартиросян

Но все дело в том, что тогда же Западу стало понятно и другое — фронтальные «кавалерийские» атаки на идеологическом фронте также бессмысленны, ибо немедленно натыкались на непробиваемую бетонную стену советского Агитпропа. При всей своей тупости советский Агитпроп именно этим-то и был ценен — своей железобетонной непробиваемостью. Но преодоление этой непробиваемой стены — полдела. Рецепт на этот случай уже имелся — прямо по Клаузевицу: такая страна, как Россия, может быть побеждена лишь собственной слабостью и действием внутренних раздоров, а достигнуть этих самых слабых мест политического бытия можно лишь путем потрясения, которое проникло бы до самого сердца страны! Только вот в чем был вопрос-то. Как, никоим образом не выдавая своей прямой причастности, якобы объективно создать внешне, казалось бы, очевидную видимость формально вроде бы собственной (России) слабости и тем самым, породив якобы объективные внутренние раздоры, перевести неминуемо неизбежные в таком случае решительные действия и потрясения в русло самостоятельного демонтажа советского государства?! Проще говоря, поскольку конечная цель — сугубо геополитическая, то средством ее достижения должна была стать именно же стрессовая встряска и полная перетряска глубин народной памяти о той страшной войне, которые неминуемо поразили бы СССР, прежде всего Россию, в самое сердце. Ведь память о той войне в иерархии нравственных ценностей СССР (России) была (и есть) практически тождественной памяти всего христианского мира о Христе! Помимо того что история войн вообще «благодатная» тема для всевозможных инсинуаций и фальсификаций, эта тема имела еще и совершенно ясно осознававшийся МИ-6 конкретный геополитический смысл.

Дело в том, что решениями Ялтинской (особенно) и Потсдамской конференций 1945 г. Сталин сумел чрезвычайно жестко и к тому же чисто международно-правовыми методами и средствами закрепить за СССР как довоенные, так и послевоенные территориальные приобретения. Тем более что в действительности они были не чем иным, как законным возвратом территорий законному же владельцу.

* * *

Для сведения. Практически вся Прибалтика перешла в вечное и неотчуждаемое владение России еще по Ништадтскому договору 1721 г., гарантированному, кстати говоря, Великобританией и Францией. Территории Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии, а также Карелии были украдены у России в период ее слабости в 1917–1922 гг., а также вследствие авантюрности проводившейся Лениным и Троцким политики «мировой революции».

* * *

По совокупности всего этого, тем более в ореоле заслуженной всемирной славы Главного Победителя в той войне, этими же международно-правовыми средствами Сталин закрепил и факт воссоздания для СССР законного, исторически объективно сложившегося статуса величайшей по своим масштабам, единственной в мире подлинно трансконтинентальной, единой евразийской великой державы. На том, собственно говоря, и держался весь мир с 1945 по 1991 г. Да и, честно говоря, удерживается до сих пор.

При всей своей наглости и беспардонности, рискнуть на виду у всего мира посягнуть на незыблемость решений тех конференций, особенно Ялтинской, Запад не мог — даже гипотетически такая попытка была бы обречена на сокрушительный провал. Тем более что имелся еще один эшелон обороны незыблемости послевоенного мироустройства — Хельсинкский акт по безопасности в Европе 1975 г., закрепивший нерушимость послевоенных границ.

В рамках решения вот такой глобальной задачи, которая и являлась целью вышеназванного плана, неотъемлемым и прямо способствующим успеху ее решения компонентом должна была стать операция «Ледокол». А у нее, в свою очередь, цель заключалась в следующем: внешне якобы отрешенно от методов ведения спецслужбами психологических войн, но умышленно околонаучнообразной якобы историко-документальной публицистикой инициировать в массовом общественном сознании Европы, особенно Восточной, внешне будто бы невинное стремление якобы к обычному с течением времени переосмыслению в свете якобы новых фактов природы происхождения Второй мировой войны и соответственно Великой Отечественной войны. Переосмыслению, которое привело бы к массовому брожению умов, которое, в свою очередь, взорвало бы послевоенный статус-кво как бы естественным образом — «по желанию народов».

Формальный повод для этого был: война началась 1 сентября 1939 г., а перед этим, 23 августа, был подписан договор о ненападении между СССР и Германией. МИ-6 тем более была обязана обыграть это обстоятельство, ибо решения Ялтинской конференции в сути своей закрепляли незыблемость границ СССР, особенно западных, по состоянию на 4.00 утра 22 июня 1941 г., а они-то появились у СССР только после 23 августа 1939 г., чего Запад до Ялты никак не хотел юридически признавать. Черчилль, к примеру, всю войну яростно препирался со Сталиным именно из-за этого. Да и американцы не отставали. Принятые в Ялте решения, не говоря уже о договоре от 23 августа 1939 г., напрямую затрагивали и без того чрезмерно иррационально болезненно чувствительную память некоторых народов Восточной Европы, особенно Польши, а также прибалтийских лимитрофов.

Ставка на такой прием, как якобы историко-документальная публицистика, была сделана по двум главным причинам. Во-первых, подобный жанр чрезвычайно легок в пропаганде — его можно забивать в сознание как гвоздь в доску. Он совершенно не поддается критическому анализу с позиций академической исторической науки, поскольку попросту пребывает вне ее системы координат. Таким образом, любые попытки, даже хорошо аргументированные с позиций академической науки выпады против работающих в этом жанре авторов, изначально обречены на провал. Тем более что отношение к истории, как к науке, ко многим чванливым академикам в позднем СССР было крайне презрительным в широких народных массах. А постоянные ссылки в их трудах на решения КПСС или очередного генерального секретаря вызывали чуть ли не физиологическое отвращение.

Именно на это-то и был расчет в операции «Ледокол» — изголодавшиеся по гонорарам, а главное, по возможности всенародно продемонстрировать свои якобы знания историки финального советского этапа начали ломать копья в борьбе с мифом «Ледокола», далеко не сразу осознав, что миф попросту не чувствителен к любым даже рациональным их аргументам. Сам же факт озлобленной полемики с забугорной ерундой, которая в те времена воспринималась пребывавшим в информационной изоляции народом чуть ли не как истина в последней инстанции, спровоцировала широчайший читательский интерес, что и обусловило многомиллионные тиражи этой брехни. А именно это-то и надо было подлинным творцам мифа. Во-вторых, МИ-6 обусловила операцию «Ледокол» одним крайне жестким параметром, суть которого в 1975 г. установила тогда дружественная СССР разведка Чехословакии. Сразу после подписания знаменитого Хельсинкского акта по безопасности в Европе, особенно его «третьей корзины», положения которой затрагивали свободу обмена информацией, по всем ведущим психологическую войну против СССР инстанциям Запада был отдан согласованный в рамках разведсообщества НАТО приказ следующего содержания. Использование собственной информации западных спецслужб из стран социалистического содружества категорически недопустимо до тех пор, пока она не будет использована другими средствами массовой информации. То есть, попросту говоря, до тех пор, пока кто-то третий, хотя бы внешне никак не связанный ни с разведками, ни с их идеологическими центрами, не опубликует или не предаст огласке ту же информацию.