Трое в доме, не считая собаки - Галина Щербакова

– Но вы можете другое? Вы можете быть некрасивой, толстой, никому не нужной? Вы извините, пани Анна, но, глядя на вас, сейчас в это трудно поверить. Такое ощущение, что вы только что из объятий…

– Я из них, – сказала она.

Все засмеялись. Юмор у этой русской артистки всегда под языком, ничего не скажешь.

На студии ее уродовали. Когда от нее уже совсем ничего не осталось, когда из зеркала на нее стала смотреть серая, тусклая, никлая, вялая женщина, вот тут она и вспомнила сон. Просто увидела его за спиной этой женщины – себя в зеркале. Бегущие французские туфли в жирной пыли, а потом этот розовый платочек… Она даже наклонилась к зеркалу, чтобы разглядеть, что там еще, но все исчезло, а пришло ощущение тревоги и даже страха. Полезла в сумочку, достала седуксен, выпила таблетку. Пришел режиссер, посмотрел на нее, потер руки и сказал:

– Ну, что я вам говорил о русских женщинах? Они всегда ходят по краю. На меньшее они не согласны…

– Чушь! – закричала она. – Вы целый день говорите чушь… Как вам не надоело? Если хотите знать, то главное в русской женщине, что она…

– Что? – спросил режиссер. – Что? Слушайте все, она сейчас скажет…

Они все смотрели на нее. С интересом, сожалением – очень уж ее изуродовали. С насмешкой – а она еще и философ! С презрением – чего она из себя корчит, эта русская. С жалостью – бедняжечка, попалась!

Она все увидела, всех заметила. Пришло ощущение слабости и жалости, ну что я им скажу, что я знаю на эту тему – русская женщина? Да ничего, если не считать, что все.

– Да ну вас! – засмеялась она. – Я – русская женщина. Изучайте. Наблюдайте живую природу. Одно скажу – притворяться не буду. Может, это и есть главное. Русская не притворяется ни хуже, ни лучше. Как говорит один мой знакомый – «выглядеть» она не умеет. Она какая есть, такая и есть.

Она устала за этот бестолковый день. Залезла вечером в ванну, господи, как хорошо, и тут же стала вылезать. И так торопливо, суетливо, что пену вытерла полотенцем, а на спине пена так и осталась, когда она стала напяливать на себя платье.

Выскочила из гостиницы как ошпаренная. Куда?

Он ждал ее. Стоял и смотрел прямо в дверь, из которой она материализовалась. Она ударилась ему в грудь, и они побежали быстро-быстро на ту самую сумасшедшую улицу. И снова целовались до задыхания, до полного бессилия. Потом она не выдержала и села на землю.

– Подожди, – сказала, – я заряжусь.

Он поднял ее и отряхнул…

– Тебе сколько лет? – спросила она.

– Сорок пять, – сказал он.

– Ты уже совершеннолетний, пошли в гостиницу.

На следующий день ее повезли на остров. Она надела сарафан. Ей представили ее партнера. Он был в плавках и являл собой довольно выразительного мужчину. Признаков было даже лишку.

– Это он без признаков? – спросила она. – Ничего себе шуточки!

– В общем, да… – сказал режиссер. Актера стали обряжать в какую-то мешковину, а она пошла гулять по острову. Конечно, сценарий не без идиотизма. Дом из пивных ящиков… Надо же! Но когда дело дошло до дела, до пробы, она выдала такой класс, что ей устроили овацию. Этот, без признаков, таким и оказался рядом с ней – пустым местом.

– Боже мой! – прошептал он. – Вы великая артистка.

– Это все сарафан, – сказала она. – Мне бы сроду не суметь, если б не он…

Вечером торжественно подписали контракт. Присутствовали телевизионщики. Ей сунули микрофон, чтобы сказала причитающиеся слова, она взяла, улыбнулась им всем, как только могла, чуть откашлялась и отдала микрофон назад. Пошла быстро, только рукой махнула.

Почему она решила, что он ждет ее в гостинице? Ее никто не ждал. Она разгневалась и на себя, и на него. Что, она так и будет теперь дергаться на веревочках «внутреннего голоса»?

– Дура, – сказала она, глядя на себя в зеркало. Накинула плащ и вышла в ночной город. На сумасшедшую улицу она, конечно, не пойдет. Она пойдет совсем в другую сторону. И пошла. И ничего. Шла себе и шла. Зашла в маленькое кафе, взяла коньяк и кофе. Села у окна, ко всем спиной.

То, что он появился у окна и стал на нее смотреть, было совершенно естественно. Иначе зачем бы она сюда пришла?

– Ты сидишь на моем месте, – сказал он.

– Ну, знаешь! – ответила она, резко двинула стулом и ударилась коленкой.

– Я тоже всегда здесь бьюсь, – сказал он.

Бесконечность совпадений, угадываний. Их руки всегда протягивались за одним и тем же, их губы произносили одни и те же слова. Они не назначали друг другу встречи, а оказывались одновременно в одном и том же месте. Она брала телефонную трубку за секунду до того, как звенел звонок.

– Я боюсь, – сказал он ей.

– Чего? – спросила она.

– Так не бывает, – ответил он.

– Но есть же! – закричала она.

Он смотрел на нее как на чудо и как на дьявола.

Ее командировка закончилась. Съемки должны были начаться через три месяца. Он дал ей адрес деревни, откуда была родом его прабабка.

Ее провожала группа, ее саму было не видно за цветами. Время от времени она тоскливо смотрела вокруг, но они уже простились, и она его не ждала.

Вошли в самолет, сели, стюардессы обиходили ее цветы, и она сняла туфли на каблуках и вытянула ноги. Вот и все. На этот раз. Теперь ей предстоит летать часто. Надо же! Такое счастье, а он боится… Дурачок суеверный…

Самолет мертво стоял, задраенный, попискивающий от нетерпения.

– Пора бы, – сказал ее сосед. – Так во всем теряется время.

Она посмотрела на него внимательно, он приосанился. Самолет стоял.

– Ну, что там у вас? – громко спросил сосед стюардессу. – Заело?

Стюардесса по-стюардесски улыбнулась и ничего не сказала.

Тогда она встала и прямо в колготках пошла к летчикам.

– Мальчики, – сказала она им. – Выпустите меня на секунду.

Они обнимались на виду всего аэропорта. Это была ошибка, потому что уже через час режиссеру фильма было предложено найти другую актрису, менее экстравагантную, не останавливающую самолеты.

Дочки были потрясены пустыми чемоданами.

– Чем ты там занималась?

– Ну что? Будешь камбалой на песке? – спросил приятель.

– Буду, – ответила она и положила трубку.

– Почему невежливая? – спросил он, перезвонив тут же.

– Окамбливаюсь, – ответила она. – Не отвлекай – это процесс.

Вечером она села в поезд и поехала в его деревню.

Был автобус, потом грузовик. Потом паром. За всю дорогу она произносила только нужные слова – куда? Во сколько? Она была в очках, ее не узнавали, но оглядывали внимательно: кого-то напоминала.