Эскортник - Лил Алтер

услышать голос — тоска по нему, даже после стольких лет, растеклась истомой по всему телу. Эля не знала, сколько так пролежала, когда раздался стук в дверь. Она никого не ждала и ничего не заказывала, но машинально поднялась и открыла. На пороге стоял седеющий полноватый мужчина в костюме и рубашке с галстуком.

— Вы ошиблись номером, — бесцветно произнесла Эля.

— Не думаю, — он шагнул внутрь.

Эля взглянула в серо-зелёные глаза, увидела в них узнавание, радость, стыд, тоску — что угодно, только не равнодушие — и задрожала мелкой дрожью, но руки мужчины подхватили её, не давая сползти на пол. Внезапно очутившись в его объятиях, она подняла лицо навстречу обрушивавшемуся на неё поцелую, которого ждала так долго.

Глава 2

Лёшек

«— Что ты делал все эти годы?

Рано ложился спать.»

Юрий вышел из гостиницы и вызвал убер до дома, чтобы помыться и переодеться перед работой. Злость не утихала, наоборот, всё больше распалялась. Дело было даже не в том, что он переспал с «бывшей» отца. Их было много, и он давно понял, что в какой-то момент подобное может произойти. Но эта женщина была не просто увлечением. Соблазни он всех отцовских жён и любовниц, тот бы просто рассмеялся и пожелал ему удачи, как всегда снисходительно и с издёвкой. Эта женщина была «той, которая ускользнула». Если он скажет отцу, что трахнул Элю Липкину, то вызовет реакцию, ранит его в самое сердце, причинит боль. Парень презрительно усмехнулся, принимая решение.

— Алексей Николаевич, вас Максим спрашивает, — зазвучал в интеркоме голос секретарши, Тани.

— Максим? Из какой фирмы? — удивился когда-то Лёшек, а теперь — солидный заместитель директора крупного банка.

— Не из фирмы, ваш сын звонит.

— Макс? У него сегодня День рождения? Нет? У его матери? У моей матери? Что ему надо, не сказал? Ладно, переключай.

— Папа?

— Да, что-нибудь случилось? Как мама? Бабушка?

— Всё в порядке. Все здоровы.

— Тебе деньги нужны?

— Нет, мне хватает.

— Дура какая-то от тебя залетела?

— Не говори глупостей. Все твои уроки выучены.

— Жениться решил?

— Ещё глупее, что я, дурак, что ли? Я тут одну твою бывшую встретил. Думал, тебе будет интересно.

— Уточни, кого.

— Элю Липкину.

Алексей Николаевич внезапно замолчал. Макс — настоящее имя он своим клиенткам не давал — выдерживал паузу.

— Ты видел Элю? Здесь? В городе? Когда? Как?

Голос отца, впервые в жизни, не был издевательским или насмешливым, и Макс смешался, не зная, что ответить.

— Макс, что ты молчишь, где она?

Нужно было воспользоваться удобным моментом и сказать отцу, как можно небрежнее: «Вчера в баре её подцепил и трахался с ней всю ночь. Знал бы, что твоя первая любовь, не стал бы заморачиваться». Но парню вдруг расхотелось сводить счёты.

— Я с ней в баре гостиницы «Европа» разговорился. Она приехала на какой-то семинар на несколько дней.

— Макс, слушай, а она не сказала, в каком номере?

— Сказала, 415.

Опять наступила пауза.

— Спасибо, Макс, что позвонил. Растёшь ты у меня. Заезжай как-нибудь после работы, посидим, поговорим.

— Хорошо, пап, мне надо идти.

— Конечно, матери привет передавай.

Лёха повесил трубку и нажал кнопку интеркома:

— Таня, я уйду сегодня раньше, так что для всех я — занят, поняла?

— Алексей Николаевич, а как же вечером? Я бы ужин приготовила, — обиженно пропела Таня.

— Сегодня не получится.

Лёха вышел из кабинета, стараясь не обращать внимания на недовольно поджатые хорошенькие губки девушки, спустился в гараж и сел в машину. Куда теперь? Сидеть в кабинете и делать вид, что работает, не хотелось. У должности были свои привелегии — можно уйти и не сказать, куда. Пусть шестёрки всё разгребают. «Поеду-ка я прогуляюсь», — Лёха завёл мотор и выехал из-под здания, щёлкнул шлагбаум, выпуская его тёмно-зелёный Рендж Ровер.

Парк «Сосновка» совсем не изменился — главную алею обрамляли сосны, создавая приятную тень, а бабушки на деревянных облупившихся белых скамейках как коршуны охраняли своих беспечных внуков, делавших первые шаги через поребрик. Старушки подозрительно провожали глазами мужчину в деловом костюме и галстуке. Лёха привычно свернул направо на знакомую тропинку и прошёл чуть-чуть вглубь, к кладбищу, чтобы скрыться от навязчивых взглядов. Он прислонился лицом к дереву и закрыл глаза. Шероховатая грубая, как наждачная бумага, нагревшаяся за день, кора, не охлаждала горящий лоб.

Странно, он помнил всё в мельчайших подробностях, будто это было вчера, а не двадцать с лишним лет назад: девушка льнула к нему в вечернем сумраке, целовала, обнимала за шею, обвивала ногами, шептала: «Лёшек, я люблю тебя!». Её волосы пахли яблоком, её любимый шампунь, а на губах — привкус модного тогда клубничного блеска. Им было наплевать на всё и всех, на мелкий противный дождик, висевший в воздухе и превращавший хлюпающую под ногами грязь в непроходимое месиво. Они были вместе, любили друг друга, и больше ничто не имело значения.

Потом Эля, стройная и сексуальная, в красном облегающем платье, танцевала на какой-то тусовке с высоким противным парнем из Николаева, а Лёха, подвыпивший и ревнующий, порывался с ним подраться и обозвал её «шалавой». Она ушла в тот вечер с подругой, и на следующий день он не позвонил, как обычно, ища примирения. Она тоже не звонила, и это злило. Нинка видела, как Эля целовалась с этим чернявым козлом прямо на входе в метро. Нинка вообще пришлась тогда Лёхе очень кстати, постоянно попадалась ему на глаза, утешала, звала в кино, к себе домой, скоро заговорила о свадьбе. Он был просто дурак!

Что Эля сказала ему на прощание, тогда, на кухне? «Желаю тебе счастья!». Какая стерва может такое сказать, особенно после того, что только что произошло между ними? Что ему оставалось делать? Он кинул книжки в рюкзак и хлопнул дверью. Постоял, ожидая, что щёлкнет замок, и она позовёт его назад. Дверь оставалась закрытой, и внутри было тихо. Лёха накинул рюкзак на плечо и сбежал по тёмной лестнице, с вечно вывернутой лампочкой и запахом мочи. Потом перешёл двор, оглянулся, привычно нашёл на втором этаже третье окно слева, ожидая увидеть её силуэт. Обычно она стояла и провожала его глазами, но в тот вечер в окне было пусто, только облака отражались в стекле. Он прошёл сквозь изящные железные ворота и быстро зашагал к метро, больше не глядя назад.

Всё завертелось в вихре: подготовка к свадьбе, брачная ночь, когда он по-пьяни назвал новоиспечённую жену Элькой. Нинка никогда ему этого не простила, и на следующий же день изрезала все фотки