Эскортник - Лил Алтер

Максик стоял в дверях и смотрел на Нинку огромными серо-зелёными, как у отца, испуганными глазами.

— Не бойся, кровиночка ты моя, — Нинка подхватила сына на руки и, крепко прижимая к себе его худенькое тельце в фланелевой пижамке с грузовичками и машинками, гладила по светлым кудряшкам. — Мы и без него справимся, ты и я!

— Папа, я хочу папу, — Максик заходился в плаче и весь дрожал. Только постепенно он успокоился, и матери удалось уложить его в кроватку.

Лёха больше не вернулся домой, и при разводе оставил ей всё имущество, но Нинку это ещё больше злило. Она требовала денег для сына, ревниво следила за повышениями «бывшего», его новыми связями и женитьбами. Сама она, почему-то, замуж больше не вышла. Казалось, «отомстить Лёхе» стало целью всей её жизни, хотя видела она его очень редко — Лёха появлялся раз в год, к дню рождения Макса, дарил подарки и брал его в мороженицу. Он никогда не приезжал с жёнами. С годами, Нинкина ревность притупилась, но не ненависть к той, которую она считала источником всех своих бед — Эльке Липкиной.

При новостях о внезапном появлении Эльки и её воссоединении с Лёхой, ревность запылала с новой силой. Да ещё и Макс думает, что она «ничего»! Вот помирится сын с отцом, и заживут они все вместе, новоиспечённой такой семейкой. Нинка представила себе эту картину, и её чуть не вырвало. А ей тогда что одной делать? Макс был для неё всем. «Я не допущу их свадьбы, чего бы мне это не стоило! Я счастья из-за неё не попробовала, и ей не дам!».

Нинка порылась в старых бумагах и отыскала когда-то давно, на всякий случай, записанный номер. Настала пора им воспользоваться.

— Алло, слушаю? — раздался в трубке мужской голос.

Глава 5

Развод a lá Лёха

Разговор на улице в Нью-Йрке:

— Как мне попасть в Карнеги Холл?

— Практика, молодой человек, практика!

Проводив Элю в гостиницу, Лёха всю дорогу домой, на Крестовский, был в таком шикарном настроении, что даже напевал старую студенческую песню: «Удивляйся дороге, от ливня сырой, удивляйся трезвону трамвая, удивляйся тому, чему люди порой удивляться вообще забывают».

Войдя в квартиру, он услышал призывное «Лёшенька!» и перестал петь. По американской моде, кухня, гостиная и столовая создавали одно открытое пространство недавно декорированное Машкой как показывали в самых модных журналах. Стоило это кучи денег, и каждый раз заходя домой, Леха чувствовал себя незваным гостем. Его жена лежала на диване в соблазнительной позе и её стройные загорелые ноги резко выделялись на фоне коринфской кожи кремового цвета. Полá её полу-прозрачного пеньюара была стратегически откинута, обнажая округлое бедро. «Может оттрахать её напоследок? — подумал Лёха. — В конце концов, ‘за что заплачено, должно быть съедено’». Но вспомнив, как только что нежно целовался на прощание с Элей, решил, что не стоит. «Эля думает, что я — лучший. Что я, подождать её несколько недель не смогу, что ли?».

Он подошёл к дивану и прикрыл бедро жены. Девушка подняла к нему лицо для поцелуя, но он тотчас отстранился.

— Маша, я решил, что поиграли с тобой в семью, и хватит. Пора разбегаться. Я позвоню Ксюше, и она составит все разводные бумаги. Всё, что тебе по договору положено, получишь, но не больше. Я сейчас съеду в гостиницу, но через неделю чтобы ни тебя, ни шмоток твоих, здесь не было.

Её голубые глаза с нарощенными ресницами округлились, а изящные коралловые губки выпятились в предверии слёзного потока.

— Я тебя не понимаю! Как это так сразу — развод? Лёшенька, ты что, другую нашёл? Так и знала, что эта дура-Танька на моё место зарится! Ты ведь с ней спишь?

— Танька тут ни при чём. Хотя я с ней и сплю, то есть спал. Только шило на мыло менять не собирался. Не плач, не стоит, ты баба молодая, красивая, у тебя впереди ещё много мужей.

Уже не задерживаясь, чтобы продолжить разговор, Лёха прошёл в спальню и начал выгребать вещи из шкафа в сумку и чемодан. Не много, самое необходимое на пару недель. Что ему может понадобится, он помнил довольно хорошо ещё с прошлого раза, если что — докупит.

Машины руки обвили его шею, она прижалась к нему сзади, упираясь упругими грудями ему в спину. «Чёрт, заводит ведь, подлюга!».

— Лёшенька, я люблю тебя, давай обнулимся? Я прощу тебе Таньку, и всё будет, как прежде. Помнишь наш медовый месяц? Можно опять на Мальдивы съездить.

— Дорогуша, — Лёха отвёл её руки и продолжал неспешно собираться. — О какой любви вообще речь? Мы с тобой трахаемся и бухаем, вот и всё. Ты же мне в дочки годишься! Я тебе скажу «Лягушатник» или «Минутка» — для тебя эти слова ничего не значат! Песню спою про то, как Лобачевский в пальто кутался — не поймёшь.

— При чём тут Лабутин? Я всего одну пару его босоножек купила, и то со скидкой! Раньше же ты этого не замечал? Говорил, что я — твоя кисонька и рыбонька!

— Дураком был. Вчера я любовь свою опять нашёл и расставаться с ней уже не собираюсь! Мой тебе совет, по старой дружбе — заведи нового папика и трахай молодого самца на стороне. Всем хорошо будет. Ну ладно, до встречи у Ксюши в офисе!

Закинув сумку на плечо и взяв за ручку чемодан, Лёха прошёл мимо Маши, которая, казалось, обдумывала его слова, и вышел на лестничную площадку. Вслед полетели довольно цветистые ругательства и натуралистические оскорбления его мужского достоинства, но после Нинкиной виртуозности Лёху уже ничто не могло удивить. Он облегчённо вздохнул — первое дело было сделано.

***

Консьерж в апарт-отеле приветствовал Лёху, как старого знакомого — он там жил несколько раз.

— Алексей Николаевич, рад вас видеть! Надолго к нам?

— Где-то на неделю-две, надеюсь. Мне в прошлый раз квартира подошла, дай ту же. Вино у тебя есть?

Консьерж подал ключи и извлёк из-под стойки бутылку.

Однокомнатная квартира, отремонтированная под безликий «евро стандарт», была чистой и укомплектованной всем, нужным для жизни. Лёха достал из шкафчика бокал, налил вина и набрал номер Ксюши, своего юриста.

Их знакомство началось лет двадцать назад, когда она, тогда ещё совсем молоденькая, только после юрфака, помогала ему развестись с Нинкой. Ксюша, очень худенькая и прямолинейная, с собранными в тугой хвост светлыми волосами и серьёзными голубыми глазами, долго уговаривала его поторговаться из-за нажитых вместе вещей, объясняя, что ему причитается