Алая графиня - Джинн Калогридис

— Да, — твердо отвечает моя госпожа. — Мы уже неоднократно говорили об этом. Теперь настало время действовать. — Она поднимается на цыпочки и целует сына в лоб. — Ступай. Увидимся здесь, в этой крепости, совсем скоро, когда Валентино будет разгромлен.

Оттавиано колеблется и спрашивает:

— Но… ты уверена, что тебе не грозит опасность?

Катерина смеется над этим вопросом и легонько подталкивает его к двери.

— Глупый мальчишка! Поторапливайся! А то остальным придется тебя ждать.

Оттавиано в последний раз с тоской смотрит на нее. По-видимому, ему впервые приходит в голову мысль, что он должен бы остаться с матерью, чтобы вместе с ней противостоять французской и папской армиям. Но Катерина снова подталкивает его, на этот раз с раздражением. Он медленно, торжественно целует мать в губы, затем разворачивается и идет прочь из комнаты.

— Я пошлю за тобой, как только опасность минует, — жизнерадостно говорит ему вслед Катерина.

Когда дверь за ним закрывается, ее наигранная бодрость испаряется. Она подходит к кровати, резко, тяжело опускается на край, закрывает руками глаза, и рот ее внезапно кривится. Я подхожу, встаю рядом и осторожно опускаю руку ей на плечо.

— Ничего страшного, — произносит Катерина, не убирая от лица ладоней, но я слышу слезы в ее голосе.

Мы надолго застываем в такой позе, затем она опускает руку, похлопывает по матрасу рядом с собой и говорит:

— Джованни сегодня уже не вернется. Спи здесь, со мной.

Я выполняю приказ и ложусь рядом с нею. Катерина еще долго не тушит лампы у постели, размышляет, пристально глядя в потолок. Я закрываю глаза и стараюсь заснуть. Проходит час, возможно и два, прежде чем Катерина гасит свет. По ее дыханию я понимаю, что она не спит. Я тоже. Мы так и лежим до рассвета, погруженные в мысли об угрозе, нависшей над нами.

Новость о падении Имолы быстро распространяется по городу Форли — громадная армия Валентино всего в двух днях пути от него. На следующий день, уже к вечеру, двое городских старейшин являются в крепость Равальдино, где нашла пристанище графиня Форли.

К сожалению, я не могу присутствовать при этой встрече, чтобы служить госпоже обычным талисманом удачи. За полчаса до того Катерина решила побаловать себя горячей ванной, и я сижу после нее во все еще теплой воде, когда старейшины приходят и требуют аудиенции у моей госпожи. Она предлагает мне остаться в ванне, хотя я подозреваю, что появление горожан не сулит ничего хорошего. Поэтому я моюсь со всей поспешностью и с трудом натягиваю рубашку и платье на еще влажную кожу.

Беседа между Катериной и старейшинами длится всего несколько минут. Когда я поспешно выбегаю из новых покоев графини и несусь вверх по винтовой лестнице в Парадиз — чудесные апартаменты, устроенные еще в мирное время, где она принимает всех визитеров, старейшины, сер Людовико и сер Никколо, уже спускаются вниз. За ними следует личный охранник графини, сопровождающий гостей к выходу из лабиринта, какой являет собой крепость Равальдино.

Гости кивают мне довольно вежливо и дружелюбно, хотя выглядят озабоченными. Кто на их месте не тревожился бы, когда армия Валентино почти у дверей? Я киваю в ответ и сторонюсь, давая им дорогу. Приятно видеть, что внешне они совершенно не проявляют своих чувств. По-видимому, никакой ссоры с графиней не произошло, может быть, они приходили, чтобы обещать ей свою поддержку.

Обрадовавшись, я подхватываю юбки и взлетаю по лестнице в почти голую приемную. Катерина уже поднялась с кресла, за спинкой которого возвышается второй невозмутимый телохранитель. Сама же госпожа графиня стоит на цыпочках у окна и, вытягивая шею, наблюдает, как сер Никколо и сер Людовико пересекают вымощенный камнем двор, чтобы выйти из крепости.

Когда я вхожу и останавливаюсь для реверанса, она оборачивается через плечо, бросает на меня взгляд, и мне сейчас же становится ясно, что все потеряно.

— Какая скотина! — выпаливает Катерина. — Шлюхино отродье!

Губы у нее дрожат, она скрипит зубами, широко раскрывая от гнева голубые глаза. Я не двигаюсь, застыв в реверансе.

Она отворачивается к окну и продолжает свою тираду:

— Луффо Нумаи!

Нумаи — самый богатый житель Форли. Он несколько лет является главой городского совета и считает, что имеет право выступать от лица всех горожан.

— Вот кто предатель! Он всех убедил, что стоит им выступить на моей стороне — и они обречены, армия Валентино уничтожит их, поэтому безопаснее будет сдаться! — Катерина разражается диким смехом. — Скоро они узнают, что случается с теми, кто доверяет герцогу Валентино!

Я поднимаю голову и шепотом спрашиваю:

— А жители Форли?

— Они не встанут на мою защиту, — говорит она, все еще не отводя взгляда от окна.

От горьких слов стекло запотевает, и Катерина сердито трет его, чтобы видеть двор.

— Обитатели Форли отправляют к Валентино гонца, чтобы сообщить ему об этом. Если верить старейшинам, которые то и дело рассыпались в извинениях, Луффо Нумаи трудился без устали, убеждая горожан, что единственная надежда на спасение в том, чтобы сдаться. Многие жители были на моей стороне, хотели драться за меня, но Нумаи стращал их, пока они не поддались. — Она приникает к окну, явно заметив что-то внизу. — Ха! Вон они идут!

Катерина разворачивается ко мне так, что юбки закручиваются вокруг ног, слова льются таким стремительным потоком, что я едва поспеваю за ее мыслью.

— Я, конечно же, была вежлива, даже любезна с Никколо и Людовико. Я сказала им, что после падения Имолы не могу надеяться на выступление граждан Форли на моей стороне. Хотя они сделали бы это, если бы не Нумаи. Как думаешь, сколько ему пообещал Валентино? Губернаторскую должность он сулил наверняка, ведь сам герцог не сможет править несколькими городами.

Она порывисто подходит к креслу, набрасывает на плечи плащ, покидает комнату и шагает вниз по тем же ступенькам, которые только что преодолели Никколо с Людовико. Поскольку на ходу Катерина продолжает обращаться ко мне, я тоже спускаюсь, стараясь не отставать и задыхаясь от бега.

— Нумаи воображает, будто сможет присвоить мои земли, отнять их у моих сыновей, но он за это заплатит, — мрачно произносит она. — Я увижу, как этот негодяй ответит за свои дела!

Я спускаюсь вслед за Катериной на второй ярус крепости, где в толстых каменных стенах прорезаны глубокие галереи для пушек.

Катерина ведет меня к крайней из них и приказывает ближайшему солдату:

— Приведи пушкарей!

Тот кидается выполнять приказ, а Катерина проходит вдоль длинного медного ствола, задранного к небу под углом в сорок пять градусов.

Моей госпоже нет нужды искать черпак на длинной ручке и деревянный ящик с порохом. Она прекрасно знает, где находится то и другое. Катерина привычным ловким движением набирает полный черпак серного порошка и засыпает его в длинное дуло пушки. По ее приказу я приношу пук соломы из стога, возвышающегося рядом с пороховым ящиком, и длинный деревянный шомпол.