Алая графиня - Джинн Калогридис

Кивком она велит мне открыть. Я так и делаю. Дверь распахивается наружу, Джованни покидает помещение, Ридольфо входит. Мужчины оказываются рядом, почти вплотную, отчего особенно заметна разница в телосложении и росте. Джованни невысокий и довольно худой, хотя и мягкотелый, с неразвитой мускулатурой. Ридольфо выше его на целую голову и шире раза в три. Он совершенно лысый, на могучей шее толщиной с бедро Катерины заметны складки кожи. Однако громадные ручищи, сжимающие шляпу, дрожат, круглое мясистое лицо обмякло от страха и потрясения. Катерина нетерпеливо машет ему, и он грузно вваливается в комнату. Когда Ридольфо проходит мимо меня, от него веет острым запахом застарелого пота. Синий мундир, который он явно не снимал все последние дни, покрыт пятнами пушечного масла. Когда я затворяю за ним дверь, этот здоровяк не просто кланяется графине, а падает перед ней на колени.

Ридольфо я видела много раз. Как и его брат Диониджи — кастелян крепости Имолы, он вовсе не робкого десятка, однако сейчас в глазах крепкого мужчины отражается панический ужас, и мне кажется, что он в любой миг может разразиться слезами. Мы с госпожой, разумеется, понимаем, что сейчас сообщит Ридольфо, но я не хочу верить, пока не услышу собственными ушами.

— Ваше сиятельство, — обращается он к Катерине, и голос его, слишком тонкий для такого могучего тела, срывается. — Я принес вести от своего брата.

— Это ты уже говорил, — негромко отзывается Катерина, выжидая.

Ридольфо прерывисто вздыхает, после чего потоком выплескивает на нас скорбные новости:

— Горожане, как вы, возможно, догадались, сдались армии герцога Валентино без боя. Мой брат Диониджи смог бы удержать для вас крепость… но пушки Валентино в конце концов пробили брешь в стене. Диониджи сражался храбро и упорно, однако без поддержки он не мог сопротивляться вечно. — Ридольфо склоняет голову и испускает сдавленное рыдание. — Диониджи выказал беспримерную отвагу. Он ранен в голову, ваше сиятельство. Даже когда стало ясно, что поражение неизбежно, Диониджи, несмотря на боль от раны, не сдавался, не желал покинуть свой пост, не слушал угроз и посулов герцога. Он выказал полную преданность вам, готовность погибнуть за свою повелительницу, и Валентино был тронут. Он даровал моему брату трехдневное перемирие, чтобы Диониджи смог послать меня к вам и спросить, пришлете ли вы подкрепление для спасения крепости.

Правительница Форли отворачивается от великана, стоящего на коленях, ее рот подергивается от ярости.

— Скоты, — бормочет она. — Диониджи победил бы, если бы они не расстилались перед Валентино, словно потаскухи!

Она имеет в виду своих вассалов из Имолы, которые так испугались армии Валентино, что сдались раньше, чем он подошел к городу.

— Жители Имолы уже заплатили за это, ваше сиятельство, — говорит Ридольфо. — Армия Валентино разграбила город и изнасиловала всех женщин, даже монашек. Герцог лично отобрал для себя самых хорошеньких, говорят, он каждую ночь спит с новой.

При этих словах гнев Катерины улетучивается. Она собирается с духом, расправляет плечи, лоб ее разглаживается, и вся она так и дышит достоинством и уверенностью. Если бы не растрепанные волосы и мятая рубашка, можно подумать, что она дает прием при дворе.

Однако заговорила Катерина лишь через несколько минут:

— Валентино знает, что мне негде взять подкрепление. Крепость потеряна, хотя в том нет вины сера Диониджи. Он вел себя в высшей степени достойно. Но я должна знать, что собирается сделать с ним герцог.

— Он позволит Диониджи и его воинам выйти из крепости и беспрепятственно добраться до Форли, — поспешно отвечает Ридольфо. — Герцог нисколько не лукавит, ваше сиятельство, иначе он не позволил бы мне приехать к вам. Валентино велел передать… — Голос великана снова срывается. — Он сказал, что теперь настала ваша очередь.

Услышав угрозу герцога, Катерина удивленно приподнимает золотистую бровь, но никак не отвечает на эти слова.

— Возвращайся в Имолу и передай брату нашу глубокую признательность, — велит она Ридольфо. — Скажи, что он с честью освобождается от своих обязанностей, я отпускаю со службы сера Диониджи и его людей.

— Благодарю вас, ваше сиятельство!

Широкое лицо Ридольфо расплывается от радости. Он закрывает глаза ладонями и плачет, затем смотрит на нас. Его глаза и щеки блестят от слез.

— Могу ли я… Мой брат, при всем уважении, хотел бы знать, значит ли это, что вы отпускаете его жену и детей и они могут вернуться к нему?

Катерина издает короткий смешок. Вероятно, она позабыла, что взяла в заложники семью Диониджи, чтобы снискать его беспримерную верность.

— Конечно, разумеется!

Когда Ридольфо от души благодарит ее, Джованни, любовник и секретарь госпожи Форли, входит в комнату вместе со старшим сыном графини, двадцатилетним Оттавиано. Катерина отводит секретаря в сторонку и с озабоченным видом шепотом отдает ему подробные приказания. Когда она умолкает, Джованни кивает и помогает павшему духом Ридольфо подняться с пола. Они выходят за дверь, Катерина обращает свое внимание на сына, а я пытаюсь сделать вид, что меня здесь нет. Катерина, не стесняясь, отсылает меня прочь, когда того требуют обстоятельства. Если сейчас она не отпустила меня, значит, хочет, чтобы я осталась. Поэтому с почтительного расстояния слушаю драматическую беседу матери с сыном.

Оттавиано не из тех молодых людей, которые вызывают симпатию. Если его мать неутомима и полна амбиций, то он ленив и инертен. Там, где она сражается, он только ноет. Сын не унаследовал от Катерины ни ее привлекательной внешности, ни острого ума, ни талантов. Хотя она уже не один месяц ежедневно заставляет его заниматься военными делами и упражняться, щеки и тело юноши никак не лишатся детской пухлости, вот и теперь под шерстяной ночной рубашкой явственно выпирает живот. У парня широкий нос и толстые губы, лицо круглое, а сам он — воплощенная апатия. Каштановые волосы Оттавиано подстрижены как у пажа. Они спускаются на три пальца ниже подбородка, ровная челка доходит до самых бровей. Даже сейчас, когда его не просто так привели среди ночи в комнату матери, он трет глаза и недовольно дуется из-за того, что его разбудили. Хотя ему уже двадцать и скоро он станет правителем Имолы и Форли, его не слишком интересует, как надо править, — подобные дела Оттавиано предоставляет матери.

Катерина останавливается перед ним и кладет руки ему на плечи. Он всего на полголовы выше ее, зато гораздо шире.

— Сынок, — произносит она быстро, без всякого пафоса. — Крепость в Имоле пала. Сер Джованни пошел за одним человеком, который проводит тебя до Флоренции. Тянуть больше нельзя. Твои вещи и лошадь будут стоять у западных ворот. Сейчас же одевайся и ступай туда.

— Имола пала? — Глаза Оттавиано широко раскрываются, он кажется искренне изумленным, как будто ожидал услышать совсем иную новость, несмотря на то что его вытащили из постели среди ночи. — Мама, ты точно это знаешь? — Парень переводит взгляд на меня, словно желая услышать другое мнение, и я опускаю глаза.