Самурай - Сюсаку Эндо

Неужели, подумал Самурай, он вызвал меня только ради того, чтобы высказать это? Видимо, хотел объяснить мне, что обращаться с подобными прошениями в дальнейшем бесполезно.

Сердце Самурая сжалось от тоски. Сам он уже успел привязаться к Ято, но все равно не мог забыть земель, пропитанных потом предков. И сейчас, услышав от господина Исиды, что от этого нужно навсегда отказаться, он вспомнил покойного отца. Вспомнил он и жалкого, ворчливого дядю.

– Как это ни трудно, нужно убедить старика. Он никак не может взять в толк, что времена меняются.

– Совет старейшин не выступает именно против твоей семьи. Другие мэсидаси[8] тоже обращались с прошениями о возврате старых земель, и это вызывает озабоченность Совета старейшин. Но стоит удовлетворить каприз хотя бы одного, как весь порядок будет нарушен.

Самурай продолжал сидеть потупившись, положив руки на колени, и молча слушал господина Исиду.

– Однако сегодня я позвал тебя для другого, – неожиданно изменил он тему, явно избегая разговора о Курокаве. – В скором времени я ожидаю распоряжения относительно тебя. Я сообщу тебе. Так что будь готов.

Самурай никак не мог понять, к чему клонит господин Исида. Когда немного спустя, поклонившись, он стал пятиться к двери, господин Исида задержал его и начал рассказывать о том, какая оживленная жизнь в Эдо. С прошлого года все даймё получили приказ участвовать в строительстве замка в Эдо. Его светлость тоже взял на себя определенные обязательства, в связи с чем высшие сановники, такие как господин Исида, господин Ватари и господин Сираиси, будут отныне попеременно направляться в Эдо.

– Ох как сурово сёгун преследует в Эдо христиан! Приезжая туда, я всякий раз вижу, как их связанными везут по городу…

Самурай знал, что найфу, отец нынешнего сёгуна, издал указ, запрещающий христианство во всех владениях, находящихся под его властью. В результате чего верующие переселяются в западные и северо-восточные провинции, где пока еще такого запрета нет. Ему приходилось слышать и о том, что христиане работают на золотых приисках во владениях Его светлости.

Пленных христиан, которых видел господин Исида, провозили по городу на лошадях, украшенных бумажными флажками, к месту казни. Они спокойно переговаривались с зеваками, глазевшими на процессию, – не было похоже, чтобы они боялись смерти.

– Среди них были и падре – южные варвары. Ты когда-нибудь видел христиан или падре?

– Никогда.

Самурай без всякого интереса и сочувствия слушал рассказ господина Исиды о христианах-узниках. Его и само христианство нисколько не занимало. Оно никак не было связано с утопающей в снегу Ято. Жители Ято умирали, так ни разу и не увидев верующих, бежавших из Эдо.

– Ты уж прости, что придется ехать обратно в такой дождь.

Господин Исида был по-отечески добр и заботлив. На пороге Самурай накинул на себя раскисший от дождя соломенный плащ. Ёдзо ждал его с собачьей преданностью. Этот слуга, на три года старше своего хозяина, с рождения воспитывался в семье Самурая и выполнял всю домашнюю работу. Самурай, возвращаясь домой, представлял себе ночную Ято. Снег, выпавший несколько дней назад, покрылся ледяной коркой и сверкает во тьме, дома крестьян тихие, точно вымершие. А его жена Рику и остальные домочадцы не спят, сидят вокруг очага и ждут его возвращения. Собаки, заслышав шаги, залают, в конюшне, пахнущей прелой соломой, разбуженные лошади станут переступать с ноги на ногу.

Запах прелой соломы наполнял тюрьму, где сидел Миссионер. Он смешался с запахом пота и мочи верующих, которые совсем недавно еще находились здесь, и временами становился невыносимым. Со вчерашнего дня Миссионер высчитывал, сколько у него шансов остаться в живых. Он спокойно и невозмутимо размышлял об этом, точно купец, следящий, какая из чаш с золотым песком перевесит. Спасти его могут только услуги, которые он способен оказать властителям этой страны. Например, каждый раз, когда прибывало посольство из Манилы, его использовали как переводчика, так как никто из оставшихся в Эдо католических миссионеров не мог сравниться с ним в знании японского языка. Если скаредные японцы и в дальнейшем намерены торговать с Манилой или Новой Испанией[9], находящейся на другой стороне Тихого океана, им не следует сбрасывать его со счетов – ведь он может выступить посредником в переговорах. «Я умру, если будет на то Твоя воля, Господи, – гордо, точно сокол, вскинул голову Миссионер. – Но, Господи, ведь Тебе ведомо, как необходим я японской Церкви».

Да. Он нужен Господу, так же как и властителям этой страны. На лице его появилась торжествующая улыбка. Миссионер был уверен в своих силах. Будучи главой францисканской общины в Эдо, он полагал, что провал миссионерской деятельности в Японии на совести иезуитов, выступающих против его ордена. Они всегда интриговали, но никогда не были настоящими дипломатами. За шестьдесят лет своей миссионерской деятельности они прибрали к рукам земли в Нагасаки, где располагают административной и судебной властью, что, конечно же, вызывало беспокойство у правителей Японии и посеяло семена недоверия.

«Будь я епископом, никогда не вел бы себя так глупо. Будь я архиепископом Японии…»

При этой мысли он покраснел, как девушка. Покраснел, понимая, что в его душе еще горел пламень мирской гордыни, честолюбия и тщеславия. В его страстном желании стать епископом, который возглавит всю миссионерскую деятельность в Японии, была, конечно, немалая доля и личного честолюбия.

Отец его был влиятельным человеком – членом городского совета Севильи, один из предков – вице-королем Панамы, другой – Верховным инквизитором. Дед участвовал в завоевании Вест-Индии. Прибыв в Японию, Миссионер понял, что он, потомок таких знаменитых людей, превосходит умом и талантом окружавших его священников. Даже если бы ему пришлось служить найфу и сёгуну, у него хватило бы изворотливости и красноречия, чтобы, не раболепствуя, привлечь этих хитрых, коварных японцев на свою сторону.

Но козни иезуитов все время мешали ему в полной мере проявить свой незаурядный талант, унаследованный от предков. Видя, что иезуиты оказались бессильны подчинить себе Хидэёси и найфу и только восстановили против себя буддийское духовенство, занимавшее сильные позиции в эдоском замке, и вызвали у высшей знати неприязнь и подозрения, он, стыдясь своего честолюбия, не мог побороть желания стать епископом.

«Миссионерская деятельность в Японии – это сражение. Если же сражением командует глупец, кровь солдат льется напрасно».

Именно поэтому он должен сделать все, чтобы остаться в живых и продолжать свою деятельность в этой стране. Ради этого он скрывался – хотя и знал, что за это время пятерых верующих уже схватили, но приложил все усилия, чтобы избежать их участи.