Скандальная связь - Дженет Маллани

Они нежно целуются, и мне становится неловко, потому что они явно без ума друг от друга, а я будто бы подглядываю за ними.

— Шад, иди же! — Леди Шад отталкивает его. — И не забудь про русалочку.

Он выбегает из комнаты, а я остаюсь и чувствую, как от страха по спине бегут мурашки. Леди Шад снова склоняет голову на спинку стула. По-моему, кроме нас, в доме есть только дети, которые спят наверху. Да уж, не думал, что моя служба в этом доме начнется с такого. Я-то грезил о тихом вечере в доме управляющего (ныне моем собственном), о том, что пораньше отправлюсь ко сну и высплюсь за те две бессонные ночи, которые провел в пути: сюда я ехал из Северной Англии.

— Мэм, могу ли я чем-то помочь? — спрашиваю я, когда она снова выпрямляется.

— Дайте руку, я хочу пройтись.

Это так отличается от того, что я знаю о родах — а знаю я очень немного, роженица в моем представлении часами, если не днями, только и делает, что кричит, вцепившись в простыни… В общем, я, как дурак, вздыхаю от облегчения. Леди Шад опирается на мою руку, и мы прохаживаемся по комнате туда-сюда и останавливаемся, когда она крепче сжимает мое предплечье и, тяжело дыша, облокачивается на меня. Леди Шад то и дело бранится.

— А как вы думаете, русалка — это девушка с рыбьим хвостом? — спрашивает она.

— Может, наоборот?

Она смеется, а потом со стоном хватается за мою руку.

— Бишоп, миска, в которой капусту подавали, пустая?

— Хотите еще капусты, мэм?

— Нет. Дайте мне эту проклятую миску!

Не дожидаясь моих действий, она кидается к столу, хватает миску, и ее, к моему ужасу, рвет. Выглядит леди Шад не очень, лицо у нее раскраснелось и покрылось испариной, но она смотрит на меня с бледной улыбкой:

— Не тревожьтесь, Бишоп. Осталось уже недолго. В этот момент меня всегда тошнит.

— Звучит неутешительно, мэм. — Я забираю у нее миску и подаю салфетку. — Что мне делать?

Она качает головой и снова берет меня под руку. Мы возобновляем променад по комнате. Я молюсь про себя, чтобы ее муж поскорее вернулся с повитухой, которая снимет с меня, невежественного мужчины, эту тяжкую ответственность. Как там он говорил, через сколько будет? Через час? Часов в столовой нет. Мы ходим и останавливаемся на каждой схватке, и мне уже кажется, что остановок теперь больше, чем хождения.

— Мэм, разве вам не следует лечь в постель? По-моему, женщинам полагается делать это именно там.

— Нет, не хочу пачкать простыни. — Леди Шад останавливается у дивана. — Мне нужно присесть.

Я пытаюсь ей помочь, но на нее вдруг находит какое-то помешательство, она отталкивает меня, как сумасшедшая, и бранится на чем свет стоит. Я пугаюсь, что от родовых мук и присутствия постороннего в такой момент она повредилась в уме.

— Не трогайте меня! — визжит она. И добавляет, уже вполне спокойно: — Вам уже случалось принимать роды?

— Только у кошек. — Должен отметить, это дело будет почище и поаккуратнее: мама-кошка знай себе мурчит да каждую минуту производит на свет по котеночку.

— Как же больно! Где Шад?! — Она извивается и соскальзывает с края дивана на пол.

Я, совершенно не зная, что делать, смачиваю салфетку водой и протираю ей лоб. Она даже не кричит на меня, из чего я делаю вывод, что салфетка помогает.

— Мои юбки… — Она раскачивается из стороны в сторону и пытается вытащить юбки из-под себя. Что ж, видно, ничего уже не попишешь, и мне таки придется побывать в шкуре повитухи, хочу я этого или нет. А страшно.

— Умоляю, мэм, не спешите…

— Ах ты, сукин сын! — вопит она, имея в виду то ли меня, то ли отсутствующего мужа, то ли вообще непонятно кого. — Задери мне юбку, дурачина. Это ты умеешь делать, правда же? Сейчас не время скромничать.

Это я и сам вижу.

— Если честно, мэм…

— Заткнись! — А потом очень громко, сходя на оглушительный визг: — Сделай же что-нибудь!!!

Я срываю с себя сюртук, чтоб сподручней было добраться до нижней части тела ее сиятельства.

— Сейчас кончусь! — стонет она.

В этом случае ее муж меня убьет. Впрочем, он так и так может это сделать.

Одной рукой она вцепляется в мое ухо, другой — в диван, старая парча расползается под ногтями — и Боже правый, в этот момент нас в комнате становится уже трое. В потоке теплой жидкости некто появляется на свет. Я так понимаю, это человечек, но только до ужаса перепачканный кровью и чем-то наподобие воска, весь сморщенный, страшненький и скользкий. Я держу его в руках.

Вопли леди Шад прекращаются. В комнате повисает оглушительная тишина.

— Кто?

Ну как ей сказать, что она только что произвела на свет маленькое чудовище? Перевитая голубая веревочка скрывает пол существа.

— Не знаю. Мальчик? Нет, девочка. Да, девочка.

— Дайте ее мне! — стонет она, но это стон ликования.

Странное существо в моих руках уже сучит крохотными ручками и ножками, из сероватого становится красненьким и орет почти так же громко, как и его мать. Как все изменилось в считанные секунды!

— Бишоп, да вы плачете, — замечает леди Шад и тянется к малышке, которую мы только что произвели на свет.

К своему удивлению, я и правда плачу. Кажется, я забыл, как дышать, и почему-то очень плохо вижу. Мать и дитя, столовая с паутиной в углах, и потемневшими картинами на стенах — все куда-то падает, уплывает, а я совершенно не по-мужски грохаюсь в обморок.

— Бишоп? — Лорд Шад стоит на коленях рядом со мной. Он улыбается, хотя глаза у него подозрительно влажные, и держит в руке стакан бренди. — Извините меня за то, что бросил вас в такой затруднительной ситуации, — и сердечное спасибо вам за то, что благополучно приняли мою дочь. Леди Шад уже минут пятнадцать поет вам дифирамбы. Мы решили, что будет лучше, если вы поспите.

— Как малышка, — хриплю я, — с ней все хорошо? А леди Шад? Мне так неловко, что я заснул. Я был вконец измотан.

— Они обе в полном порядке, и все благодаря вам. Идемте выпьем за здоровье моей дочери. — Он треплет меня по плечу и уходит.

Комната преобразилась. Ранее я видел слегка обшарпанную столовую с грязноватыми выцветшими стенами, равнодушные, потемневшие от времени портреты на них. А теперь все кажется золотистым в свете лампы, и леди Шад сидит на диване с дочерью у груди, и ее мальчишки, преисполненные благоговения и обожания, рядом с ней. Сцена, достойная кисти лучшего портретиста. Незнакомая женщина, судя по недостатку зубов во рту, миссис Симпкинс, кудахчет над ними и требует, чтобы леди Шад выпила эля.

— О, мой акушер-спаситель! — Леди Шад протягивает мне руку и смеется над собственной шуткой. — Ой, зря я смеюсь, болит… ладно, не важно, что именно у меня болит, Бишоп. Посмотрите, какое чудесное дитя мы с вами произвели на свет.