Особо опасная статья - Вячеслав Денисов

Коля Кайнаков оказался рыжим малым с хитрым взглядом, довольно сообразительным для своих девяти лет.

– Вы не охранники.

– Мороженого хочешь? – Феликс плохо играл роль человека, любящего детей. За что тут же получил удар ученическим ботинком в голень.

– Твою!.. Сс… – сломался пополам шестифутовый громила и стал яростно растирать пораженную кость.

Переведя тяжелый взгляд с напарника на мальчика, старший мягко произнес:

– Vouz ne me reconnaissez pas, Nicolas?[12]

– Faites ve…nir linter…pre…te,[13]– cтараясь изо всех сил, выдавил ученик в сторону учительницы.

– Я ваш новый охранник, Коля, – сообразив, сообщил старший.

– А где Дима? – упрямо спросил мальчуган.

– У него корь.

– Как у мсье Жоржа? – третьеклассник покосился на ноги, торчащие из-под стола.

– Еще хуже. Пойдем, тебя зовет папа.

Пожав плечами, Коля направился к двери. Старший повернулся к прекрасной француженке и приложил к своим устам палец. Феликс тоже развернулся, провел рукой по горлу и, не сводя взгляда с декольте на ее блузе, сказал:

– Adieu, ma bonne.[14]

Все ушли.

– Moscou la ville sainte… – забормотала преподавательница, молниеносными жестами приводя в порядок свою одежду и прическу. – La voila la populace, la lie du peuple… Sans foi ni loi…[15]

Схватив с соседнего стола тетрадки, она машинально перебрала их и снова бросила на стол.

– Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain…[16]

Подбежав к двери, она уперлась в нее плечом, но неожиданные гости защелкнули ее на сломанный замок и теперь его невозможно было открыть ни снаружи, ни изнутри.

Она билась о дверь, призывая идущих мимо учеников позвать кого-нибудь на помощь, просила открыть дверь, но все проходили мимо.

– Dites donc, оn ne parle donc pas francais dans cette boutique?[17]!

– «Адью, ма бонне», – презрительно пробормотал мужчина, усаживаясь за руль. – И это все, дефективный?

– Давно это было…

– Поехали к папе, слоны.

– Заткнись, сучонок!..

– Тебе конец.

– Ты или заткнешься, рыжий, или я тебе сейчас ранетку откручу…

– Заткнитесь оба.

Через пятьдесят две минуты после случившегося в здание на Печатниках, что в восьмидесяти шагах от церкви Успения, прибыл старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Иван Дмитриевич Кряжин. Он был в сопровождении трех оперативников МУРа и эксперта-криминалиста.

Для школы французского образа жизни такое явление в диковинку. До этого в ее стенах телохранителей не били и детей не похищали. Директор, серый, как узник перед расстрелом, ходил за Кряжиным тенью отца Гамлета, бормотал о невозможности произошедшего, чем вызывал в следователе явную антипатию.

– Вы поймите меня правильно, – твердил директор, – это из ряда вон выходящий случай. Наша школа гордится репутацией порядочного заведения, и все это не должно лечь пятном на ее прошлое и настоящее.

Словом, всеми возможными способами пытался уговорить Кряжина не предавать это дело огласке. Наверное, директор был в шоке. И плохо соображал, к кому обращается.

– Вы не поняли, что произошло, господин Гоффе? – остановился Кряжин на полпути от входа до центральной лестницы. Взгляд его светился желтыми огоньками сарказма. – Так я вам объясню. Из вашего порядочного заведения похитили ребенка. И только благодаря профилю вашей школы свидетельница смогла сообщить о случившемся лишь через полчаса. Она говорила по телефону до тех пор, пока за пульт оператора Службы спасения не сел человек, учивший в школе французский язык. Где эта дама?

Кряжин и майор МУРа по фамилии Саланцев, не дожидаясь подсказки, завершили диалог и стали подниматься по лестнице. Третья дверь справа по коридору была распахнута настежь, восьмидесятидолларовый замок на ней висел, как сломанный шпингалет, поэтому терять время на соображение, куда идти, следователю не пришлось.

Он вошел в кабинет, машинально отметив, что номер его – четырнадцатый, пропустил Саланцева и прикрыл створку.

Женщина с золотыми волосами и пластиковым стаканчиком кофе в руке тут же что-то закричала и стала махать рукой, словно отпихивала невидимого мужика.

– Что она говорит? – поинтересовался Кряжин, принюхиваясь к запахам. В кабинете пахло сгоревшим металлом, духами, преступлением и неприятностями.

Психолог Службы спасения, сидящий рядом с золотовласой, объяснил следователю, что вид закрытой двери теперь будет некоторое, возможно, продолжительное время тревожить ее и внушать страх.

Неподалеку от женщины, очарование которой Кряжин отметил сразу и безапелляционно, располагался дюжий парень лет тридцати с перевязанной головой. Он сидел, как астматик, опустив голову и упершись ладонями в собственные колени.

– Что с этим? – Пока следователь задавал вопросы, ответы на которые не занимали много времени.

– Сотрясение мозга, полагаю, – отвечал работающий с ним медик Службы спасения. – Челюсть не сломана, но при падении он ударился затылком о радиатор водяного отопления.

– А еще у него брюки были спущены, – сообщил специалист Службы спасения, сматывая шнур «болгарки».

Следователь пожевал губами и повернулся к Саланцеву.

– Андрей Андреевич, будь добр, пригласи директора Гоффе.

Тот вошел во вскрытый кабинет, играя сразу две роли одновременно – конферансье и переводчика.

– Познакомьте нас, – попросил Кряжин.

Как и положено в лучших домах, господин Гоффе сначала представил мужчину женщине, а потом наоборот.

– Мадемуазель Вишон, из Марселя, учитель французского языка, отмечена наградами международных конкурсов. Прибыла к нам в августе и до сих пор поражает качеством и интересом проводимых занятий. А это Жорж Дюбуи, ее телохранитель и переводчик.

– Скорее переводчик, чем телохранитель, верно? – обратился к господину Дюбуи Кряжин. – Я, пока ехал, все думал, директор Гоффе, что лучше: русский в России, не знающий французского, или француз в России, не понимающий ни слова по-русски. Ваша мадемуазель тридцать два раза набрала номер телефона Службы спасения, пока ее поняли. Вы чем все это время занимались, господин Жорж? Хотя нет, давайте сначала…