Моцарт. Посланец из иного мира. Мистико-эзотерическое расследование внезапного ухода - Геннадий Смолин

Обстоятельства смерти великого австрийского композитора и сегодня, 226 лет со дня смерти Вольфганга Моцарта, побуждают исследователей возвращаться к документам, фактам и преданиям тех далеких лет. В надежде, хоть и призрачной, те достопамятные события, будто Ивиковы журавли, вновь и вновь возвращают нас к нынешним венским и зальцбургским «хранителям Грааля», чтобы приблизиться к истине, иероглиф которой выбил на скрижалях истории русский солнечный гений Александр Пушкин.

Так вот, вся эта круговерть началась с обычной поездки в Западный Берлин, вернее — с прозаической просьбы приятеля: заехать в Вильмерсдорф — предместье германской столицы — передать бандероль с лекарствами для бабушки-эмигрантки. С этого все и началось. Как будто я нажал на «спусковой крючок», раздался «выстрел», и моя жизнь стала развиваться по иным, необъяснимым правилам и таинственным канонам. Изложенное ниже находится за гранью моего — я имею в виду человеческого — понимания. И, тем не менее, это невыдуманная история жизни и смерти Вольфганга Амадея Моцарта.

Рукопись попала ко мне совершенно случайно. Но по порядку.

Этот манускрипт передала мне перед отъездом в Россию эмигрантка первой русской волны, поэтесса и графиня Вера Лурье, жившая в предместье Берлина — Вильмерсдорфе. То был своеобразный подарок от казачьего офицера Войска Донского — Александра Ивойлова, успевшего передать ей манускрипты о Вольфганге Моцарте. Александр значился в «Казачьем стане» генерала Т. И. Доманова; это формирование оказалось в зоне оккупации англичан и, как она узнала позже, все казаки были выданы советскому командованию под Линцем. Помочь Сашеньке Ивойлову Вера Лурье не сумела, смогла лишь страстно долюбить до конца дней своих.

Во время моего вояжа в Берлин загадочным образом ушел в мир иной мой приятель и внучатый племянник Лурье Виктор Толмачев. Следуя наставлениям графини, мне пришлось лично продолжить «дело жизни Толмачева» и заняться собственным мистико-эзотерическим расследованием, в результате которого были найдены сенсационные данные крупнейшего скандала в европейской культуре XVIII столетия, связанного с тайной раннего ухода гения музыки Вольфганга Амадея Моцарта.

Приступая к изучению доставшихся мне документов, я понятия не имел о тайных ложах, франкмасонах, иллюминатах, об эзотерических знаниях, ничего не знал про обряды посвящения для «профанов», которых рядили в смирительные рубашки масонских лож и прочих эзотерической организаций, руководители которой пытались оспаривать власть самого Господа Бога. Исподволь, мастера и гроссмейстеры убеждают нас в исключительности и высшем предназначении «:посвященных» или масонов, имя которых легион, как записано в Библии.

Ныне я осведомлен об этом, скажем так, чересчур хорошо. Слишком уж часто смерть подстерегала тех, кто, как Виктор Толмачев, осмеливался жить собственной правдой и переступил ту роковую черту, за которой их поджидала неминуемая смерть. Вопрос в другом и главном: а стоит ли жить по-иному — быть толерантным и амбивалентным, быть конформистом?

За два столетия истории, которую поведали мне эти манускрипты, а если быть точнее — рукописные и иные документы, опалили «по краям» мысли и души не одного человека. Череда смертей вовлекла каждого из них в бешеную пляску, которой не было сил противиться. Теперь пришел мой звездный час. Я это понял и воочию ощутил на себе. Вот почему я пришел к выводу, что обязан обнародовать то немногое, что мы знаем (или думаем, что знаем) об Амадее Вольфганге Моцарте. Зачем? Ответ прост. Я надеюсь, что сумею — пусть даже на мгновение — прервать безумную пляску смерти и лишить ее злой колдовской силы, чтобы она не успела поглотить следующие персонажи этой интеллектуальной трагедии.

Задача осложнялась тем, что я сам был вовлечен в этот завораживающий процесс и захвачен вихрем страшных танцев. Прямо на моих глазах смерть обольщала, лаская и обволакивая очередную жертву и все крепче и крепче прижимаясь к ее бедрам. Нескончаемая цепь сцеплений событий во временную последовательность, только распаляла смерть, кружа ее в мучительно-сладостных па, в ожидании своего вожделенного часа «икс».

Преуспею ли я в своем праведном намерении, не ведаю. Но что меня насторожило — это то, что на меня снизошло некое безразличие, в душе зазвенела леденящая пустота равнодушия. Это случилось после того, как я обнаружил в пакете с переданными манускриптами прядь волос В. Моцарта и договорился с физиками-ядерщиками из государственного научного центра (ГНЦ) о проведении тест-исследований с помощью нейтронно-активационного метода. Снятие характеристик, их анализ, совместно с хронологией течения болезни Моцарта дал бы наконец ответ: был ли отравлен великий композитор или это просто досужие вымыслы. Иными словами, удалось бы фактически доказать преступление в европейской культуре XVIII столетия, гениально описанного Пушкиным, а именно: начиная с июня — вплоть до 4 декабря 1791 года Моцарту с едой и питьем дозировано вводилась двухлористая ртуть — сильнейший металлический яд сулема. В итоге получилось бы, что тот круг вельможных персон, кто выдал «ордер на убийство» и ритуально уничтожал композитора, не ограничивался бы одним только Антонио Сальери.

Есть один момент, который я хотел бы прояснить, прежде чем вы перевернете эту страницу, что я вовсе не рвался распутывать этот клубок тайн, проблем и загадок, поскольку не по своей воле оказался причастным к этой истории. Разгадка проста. Меня заворожила роскошь и красота музыки Моцарта, как и другие реальные персонажи этой истории: русская эмигрантка первой волны, графиня Вера Лурье, австрийский профессор музыки Гвидо Адлер, русский музыковед профессор Игорь Бэлза, ученые-медики и музыковеды из ФРГ Дитер Кернер, Вольфганг Риттер, Гунтер Дуда. Похоже, во всем этом был виновен бог музыки и гениальный музыкант Вольфганг Амадей Моцарт.

Мой вояж в Германию был обставлен как надо. Мы с Николаем Митченко, моим однокашником по институту, планировали его уже давно, но до реализации наших планов все никак не доходило. Тогда, в апреле, я чувствовал себя довольно неважно. Сказалось все: и пресловутый червь сомнений касательно нынешней работы и призрачность моего будущего. Все это подтачивало мой организм изнутри, а тут сошлось все воедино: меня неожиданно легко отпустили с работы на две недели. Николай прислал вызов, а я в экспресс-манере прошел стихию оформления необходимых документов в германском посольстве.