Командир Т-34. На танке до Победы - Николай Борисов

Впрочем, обсуждать неудачи начального периода войны было особо некому. Потому что более грамотными и активными были мужчины, но их всех подчистую загребли в армию. А среди женщин я таких обсуждений не слышал. Но вначале, конечно, настроение было неважное.

Все лето до призыва я отработал, даже бригадиром назначили, и председатель колхоза Анатолий Иванович Беляков уговаривал меня бросить школу и работать в колхозе. Но родители сказали однозначно: «До 1 сентября хорошо поработай, а потом учиться надо!» И осенью я пошел в 9-й класс.

Но проучились с месяц, наверное, а в октябре 41-го последовало распоряжение – построить вокруг поселка противотанковый ров. И всех учеников, начиная с 7-х классов и старше, бросили на рытье этого рва.

Копали мы его недели две. Ребята копают, а девочки по кухне. В перерыв выскакиваем, картошки поели и опять за работу. Он же шириной пять метров, глубиной три, а в длину три с лишним километра.

И на всем протяжении люди, люди, люди… Потом на фронте мне такой ров встретился раз в Польше, но там уже я понял, как его преодолевать.

Эвакуированных в нашем селе не было. А вот наш поселок по тем временам считался большим, 11–12 тысяч жителей, и туда эвакуированных много приехало, и сразу два госпиталя открыли. Один обустроили в школе, а другой – в здании художественной школы.

Знаю, что среди эвакуированных было много москвичей и ленинградцев. Например, в поселковую больницу прибыл врач из Ленинграда. Я слышал разговоры, что хирург он был исключительный. Очень его хвалили. И тихонько добавляли: «Еврей». У нас же евреев совсем не было, их и не видел никто. Я его потом видел пару раз. Возрастной уже, и без ноги, на протезе ходил. Насколько я знаю, он так и остался жить в Мстере до конца жизни.

К моему уходу в армию двое наших односельчан уже вернулись после ранений домой. Кое-чего о фронте они, конечно, рассказывали, но не очень уж. Все-таки это совсем другое время было. Не то что сейчас, когда абсолютно все можно сказать. Тогда все-таки народ жил под контролем. И доносили друг на друга. Обстановка ужасная была, чего там говорить.

Повестку я получил в день нашего престольного праздника Покрова – 14 октября. А вот мои одногодки, которые родились в начале года, были призваны раньше, и некоторые из них успели попасть под Сталинград.

Мама подсуетилась и вызвала меня с занятий: «Собираться надо!» Хотя уже заранее все было готово. Мама, конечно, плакала, а отец как мужчина бодрился и меня вдохновлял: «Смотри там, науку познавай по-настоящему…» Но особых разговоров не было. И так ясно, какая обстановка. Обнялись, расцеловались, мама перекрестила, и вперед.

Отец попросил телегу в колхозе, и после обеда прибыли мы в район. Только вошел в военкомат, представился, а на меня сразу: «Почему так поздно?» Прошел медицинскую комиссию, а на мандатной мне говорят:

– Будем рекомендовать тебя в танковое училище. Возражения есть?

– Нет!

Так я оказался в группе из пяти человек, которую направили в это училище.

Познакомились. Один из них оказался мой однофамилец – Борисов.

– Откуда ты?

Земляк и однокашник Алексей Черепенин

– С города.

Грязнов и Петров тоже были с Вязников. А четвертый говорит:

– А я с Мстеры!

Я пригляделся, а он невзрачный какой-то, худенький, но его лицо показалось мне знакомым:

– А мы с тобой случаем не учились вместе?

И оказалось, что он в нашей школе окончил 10-й класс в 42-м году. Так я познакомился с Алексеем Черепениным:

– Очень хорошо, что землячок. Будем держаться вместе!

Училище стояло в Гороховецких лагерях, и ехать нам было недалеко. Ночью нас посадили на поезд, и уже через три часа прибыли на станцию Ильино. Вышли, глубокая ночь… Расспросили, где танковое училище, и уже к рассвету оказались на месте.

Назначение именно в танковое училище меня не радовало и не огорчало. Я по жизни всегда плыл по течению. Что судьба предлагала – надо брать, и без всяких!

Надо сказать, что 1-е Горьковское танковое училище это в прошлом Борисовское автомотоциклетное, но в июле 41-го его перебросили в Гороховецкие лагеря и уже здесь переделали в чисто танковое. По танковому профилю мы были всего второй набор.

Условия, надо прямо сказать, были спартанские. Кругом лес, солидные сосны, местами ольха. Местность пересеченная – песок, болота, но у нас только штаб, клуб, два учебных корпуса и офицерская столовая находились в деревянных постройках, а все остальное в землянках.

Сами землянки просто огромные – в каждой две роты по 125 курсантов. Разделены перегородкой, но все слышно. И ясное дело – все было рассчитано по минимуму. Нары двухъярусные, печурка – вот, пожалуй, и вся нехитрая обстановка.

Рядом небольшая ленинская комнатка и каптерка. Недалеко землянка командования батальона, рядом землянка-столовая. В 20 метрах умывальник, рядом колодец. Дальше небольшой строевой плац и спортивный городок. А метров за 300 озеро Инженерное. На берегу его – баня. И войск кругом видимо-невидимо! Как мы сами шутили – «кругом одни сосны, песок да солдаты».

Наша 4-я курсантская рота состояла из 120 курсантов. В основном ребята были из ближней округи: из Горького, из Тульской, Ивановской областей. Семьдесят пять процентов вроде меня – 17—18-летние юноши, остальные бывшие солдаты в возрасте до 30 лет. Большинство комсомольцы и 7 коммунистов. Были среди нас и 12 человек, которые уже успели повоевать. А трое из них даже имели правительственные награды.

Втягивание началось очень быстро. Курс молодого бойца прошли за несколько дней, потом завели нас в баню. Помыли, постригли, переодели, а мы смеялись, не узнавали друг друга. Все как одинаковые…

На головы выдали буденовки. Поношенные, но постиранные. Шинель длинная, но протертая до невозможности. Если присмотреться, основание вроде есть, но самой шерсти уже нет. Обмундирование выдали еще довоенное, темное – танковое, но такое же заношенное, как и шинели. Помню, уже через неделю у меня коленки на штанах треснули, и я их ремонтировал до самой весны.

Учебный процесс начался 1 ноября. Распорядок дня был очень жесткий. Подъем в 6.00, физзарядка с километровым кроссом в течение часа. В зависимости от температуры воздуха занимаемся с открытым торсом, в рубашке или в гимнастерке. В столовую шли строевым шагом с песней по большому кругу.

Плановые занятия – десять часов и два часа самоподготовки. Кроме спецзанятий в течение недели два часа строевой и три часа физической подготовки. Перемещения во время занятий только бегом. К каким-либо хозяйственным работам нас почти не привлекали, зато плановое обслуживание техники в любую погоду. И по воскресеньям скучать не давали. Чистили пешие тропы и дороги от снега, парки, складские территории. Участвовали в различных соревнованиях и лыжных гонках. Побывал четыре-пять раз в нарядах, большая часть в карауле. В общем, к фронтовым условиям нас готовили в максимально приближенных условиях. Большие нагрузки да к тому же зима, так что постоянно хотелось спать и чем-либо подкрепиться.