Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 257
Перейти на страницу:

И у города уже был характер. Голландцы и их соседи-протестанты, франкоязычные валлоны, на протяжении двух поколений сражались за независимость против господствовавшей над ними католической Испании. И победили. Голландцы с валлонами совместно основали Новый Амстердам. Сорок лет назад право селиться на Манхэттене выкупил у индейцев валлон Петер Минёйт, чье имя до сих пор произносилось на французский лад. И это место с самого основания прониклось суровым независимым духом протестантских купцов разных кровей.

Но главным являлось расположение. С военной точки зрения форт не особенно впечатлял, но он главенствовал на южной оконечности острова Манхэттен по-над широкими водами отлично защищенной бухты и охранял подступы к большой Северной реке.

А правил им Питер Стайвесант.

Враг был на подходе. Жители Новой Англии из Массачусетса и особенно из Коннектикута, ведомые их недостойным губернатором Уинтропом, уже предпринимали попытки завладеть дальними голландскими территориями. Стайвесант отгородил северную часть города прочной стеной и палисадом, а англичанам вежливо объяснили, что это «против индейцев». Но дураков не было. Стена защищала от англичан.

Губернатор все смотрел на Маргарету:

– Ладно, если бы англичане были моим единственным врагом.

Ах, бедняга! Он был слишком хорош для них, никчемных жителей Нового Амстердама.

В городе насчитывалось тысячи полторы человек. Примерно шестьсот из них были голландцами и валлонами, триста – немцами и почти столько же – англичанами, которые предпочли жить под голландским правлением. Прочие стянулись со всего мира. Были даже евреи. И много ли среди них всех честных и праведных? Не очень, по ее мнению.

Маргарета не была набожна. Голландская реформатская церковь исповедовала суровый кальвинизм, а Маргарета не всегда соблюдала ее предписания. Но теми немногими, сильными духом, истинными кальвинистами она восхищалась – такими, как старый пастор Богард и Стайвесант. Они хотя бы ратовали за порядок.

Разве поддерживали купцы Стайвесанта, когда тот запрещал пьянство и откровенно языческие праздники или пытался оградить город от глупых квакеров и несносных анабаптистов? Да никогда. Нельзя было положиться даже на Голландскую Вест-Индскую компанию, которой он служил. Когда из Бразилии пожаловали сефардские евреи и Стайвесант велел им убираться, компания приказала: «Пусть останутся. Это народ деловой».

Никто не отрицал, что он был отличным губернатором. До него правили в основном продажные шуты. Один идиот даже развязал бессмысленную войну с индейцами и чуть не погубил колонию. Но Стайвесант научился править мудро. На севере он загнал англичан в тупик. На юге в два счета расправился с возникшей на реке Скулкилл шведской колонией, когда та стала доставлять беспокойство. Он поощрял торговлю сахаром и начал ввозить все больше рабов. С каждым кораблем из Голландии прибывали балластом лучшие кирпичи для постройки городских зданий. На улицах было чисто, появилась маленькая больница, а в школе преподавали латынь.

Но был ли народ благодарен? Конечно нет. Его власть вызывала негодование. Эти болваны даже вообразили, будто способны править самостоятельно. Это они-то? Маргарета глубоко сомневалась.

Хуже всех был двуличный стряпчий ван дер Донк. Его прозвали Йонкером, то есть сквайром. Это он подсиживал губернатора, он писал письма в Вест-Индскую компанию и публиковал кляузы – все что угодно, только бы сковырнуть Стайвесанта. И ради чего? «Йонкер – певец свободы», – говаривал ей муж. «Дурни! – кричала она. – Он любит только себя! Стоит ему занять место Стайвесанта, и он тебя прижмет!»

К счастью, Йонкеру не удалось сместить Стайвесанта, но он ухитрился прибрать к рукам большое поместье на севере города. Он даже написал книгу о Новых Нидерландах, и муж клятвенно заверял Маргарету, что очень недурную. Теперь негодяй был мертв – слава богу! Но жители Нового Амстердама продолжали называть его поместье владением Йонкера, как будто он был еще там. А его пример оказался столь заразительным для других купцов, что Стайвесант, по мнению Маргареты, не должен был верить никому из них.

Жесткий взгляд губернатора уперся в нее.

– Могу я на тебя положиться, Грет?

У нее екнуло в груди. Ничего не поделаешь.

– О да.

Он, разумеется, состоял в счастливом браке. По крайней мере, так ей казалось. Он и его жена Джудит Байард жили на ферме – бувери, как ее называли голландцы, – и были, судя по всему, совершенно довольны. Джудит была старше Питера. Она вы́ходила его после того, как он потерял ногу, а потом вышла за него замуж. Насколько знала Маргарета, у него был только один роман, в молодости, задолго до знакомства с Джудит. Маленький скандал. Тем лучше для него, считала она. Иначе он мог стать кальвинистским священником по примеру отца, вместо того чтобы устроиться в Вест-Индскую компанию и отправиться за удачей в дальние края.

– А муж? На него я могу положиться?

– Мой муж?

Знать бы, где его носит. Бегает от нее.

Ну, с этим придется кончать. Пока его не было, она поразмыслила и составила план на будущее, которое станет отраднее. Хорошо, что обычай предоставлял голландкам намного больше свободы – и власти, – чем женщинам других народов. Благодарение Господу за добрачные соглашения. У нее были очень четкие планы насчет Дирка ван Дейка, когда тот вернется.

– О да, – повторила она. – Он сделает, как я скажу.

– Я иду в форт, – сообщил Стайвесант. – Пройдешься со мной?

Лондон. Погожий весенний день. Темза была забита кораблями. Томас Мастер взирал на стоявшее перед ним судно и пытался принять решение.

В руке он держал письмо от своего брата Элиота, где сообщалось о кончине отца. Том был слишком честен, чтобы изображать скорбь. Ему было двадцать два, и теперь он обрел свободу.

Итак, на чем остановиться? Америка или Англия?

Слева высился серый массив лондонского Тауэра – безмолвный, надежный хранитель тайн. Сзади неодобрительно таращилась длинная, высокая крыша старого собора Святого Павла. Но что она не одобряла? Его, разумеется. В конце концов, его послали в Лондон из немилости.

Тридцать лет назад, когда Адам Мастер с восточного побережья Англии познакомился в Лондоне с уроженкой Уэст-Кантри[7]Абигейл Элиот, эти серьезные юные пуритане сочли английскую столицу ужасным местом. На троне сидел король Карл I, его жена-француженка была католичкой. Карл I правил Англией деспотически, а его новый приспешник, архиепископ Лод, намеревался подчинить англичан Англиканской церкви, которая была папистской во всем, кроме названия. Поженившись и питая надежду на лучшее, Адам и Абигейл прожили в Лондоне несколько лет. Но для пуритан все оборачивалось только хуже, а потому Адам и Абигейл Мастер приняли участие в великом переселении в Америку.

Англичане уезжали в Виргинию на протяжении двух поколений. Ко времени, когда пьесы Шекспира пошли в его театре «Глобус» на южном берегу Темзы, половина лондонцев уже дымила глиняными трубками, набитыми виргинским табаком. Но число тех, кто по-настоящему перебрался в Виргинию, оставалось скромным. Немногочисленные сорвиголовы отважились поселиться в Массачусетсе, возникли и другие колонии, но о миграции говорить не приходилось.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 257
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?