Красный волк - Н. Свидрицкая

мероканских Военных с кинтанианскими военными лордами. Кипы хотели этого меньше всего, но недооценили противника — такие же молодые, как и Волки, они не помнили, каковы их теперешние оппоненты. Те подняли всех мероканцев в едином протесте. По призыву Адрейна и Тарвы мероканцы в полном составе уволились из кинтанианской армии. В городах Корты начались яростные стычки между кинтанианами и мероканцами, к которым не остались равнодушны и кортиане, всегда поддерживающие последних, что бы ни произошло, и остановить это, не прибегнув к жёстким карательным мерам, не представлялось возможным. К мерам этим кипы прибегнуть не посмели, и мероканский военный флот начал своё существование, как объективная реальность, данная Кинтане не в самых приятных ощущениях.

Впрочем, когда неспокойные молодые люди устремились в армию и смысл своей жизни стали видеть в соперничестве с кипами, буря улеглась гораздо быстрее и бескровнее, чем боялись обе стороны. Молодые кинтанианские военные быстро сообразили, что жить стало если не лучше, то намного веселей, имея стимул в лице мероканских соперников. Престиж военных вырос в несколько раз, лорды ринулись на службу с новым пылом. Трудновато представить себе соперничество гусар и римских легионеров, но именно это и происходило меж кипами и Волками. Железная выправка кинтаниан и кураж и шарм мероканцев сделали союзную армию необычайно популярной в последние годы перед Войной.

Бывшие бунтари, возмужав и войдя в Совет Общины, успокоились, показали себя людьми дисциплинированными и здравомыслящими, и жизнь Общины снова потекла по привычному руслу. Давно решилась проблема полукровки Корина, выбравшего Кинтану; ни теракты Агой, ни давняя угроза войны с Лигой не могли поколебать спокойного и размеренного хода вещей. Но в последний перед войной год напряжение незаметно, но неотвратимо начало нарастать. Те, кто верил в Циклы, связывал это с мистикой роковых лет, и со страхом ждали прихода года Красного Волка, года катастроф и переворотов. То, что кризис назрел, понимали даже те, кто не был суеверен: слишком уж тугой завязывался узел. Грозными вестниками были беспредел на пограничных терминалах, взрыв Пскема, вести о похищении Грита, нелепая измена в высших кругах Кинтаны, участившиеся исчезновения людей и зверские убийства женщин-клонов на Шхаре и терминалах.

Неукоснительно соблюдая мероканский календарь, Община праздновала Новый Год дважды: с Кортой и утраченным Мераком. Долгожданный и пугающий, год Красного Волка пришёл в свой срок, и после захода Ларсии в мероканских городах начали вспыхивать фейерверки, один за другим, по мере продвижения сумерек на запад. В небе над Луаной вспыхнули и погасли девять ортодоксальных символов Волка, и вдруг в придачу к ним загорелся десятый. Впервые за без малого тысячу лет преданный забвению Нападающий Волк, символ смутных времён Мерака, символ вендетты, ощерился на планету и в космос, полыхнув огнём и золотом. И не успел он рассыпаться огненным дождём, как молодые мероканцы к ужасу консервативных луанцев приветствовали его древним боевым кличем, не звучавшим тысячу лет. Как пренебрежительно говорили потом кипы, наконец-то мероканцы созрели для войны, но истинного положения вещей не представлял себе тогда никто.

Барон Ариги

Глава первая

Только что было так хорошо и уютно, и вдруг всё кончилось. Он ещё ощущал в себе остатки этого блаженства, но неприятное чувство усиливалось. Будучи пока существом, которое ощущает, но не осознаёт, он попытался вернуться в положение, в котором ему было хорошо, но от совершённого усилия дискомфорт только увеличился. Терпеливое пережидание тоже ничего не дало: становилось всё хуже. Что-то надавливалось на него со всех сторон, медленно, но неумолимо, возрастало удушье. Смутно соображая уже, что принятых мер недостаточно, он напрягся, инстинктивно дёрнулся, с большим трудом, с хрипом и свистом втянул в себя воздух и отчаянно закашлялся: горло и лёгкие были полны какой-то пенистой субстанции. Кашель и вымотал его в первые же секунды, и пробудил сознание. Сначала он понял, что тяжесть, давившая его, это он сам, тяжесть его собственного тела, которого до этого момента он не ощущал. Осознав это, он попытался пошевелиться, и с огромным трудом, потратив массу сил и времени, перевернулся на живот. Из лёгких продолжала идти пена, которую он выплёвывал, едва не утыкаясь лицом в жидкость, окружавшую его со всех сторон, которая быстро исчезала куда-то, так, что когда он выбился из сил, отплевавшись достаточно для того, чтобы дышать относительно свободно, то уже смог лечь ничком, прижавшись всем телом и щекой к какой-то мягкой, влажной, пористой поверхности. Несколько минут затем он просто лежал и дышал, приходя в себя и восстанавливая силы.

Отдышавшись и более-менее отдохнув, он пришёл в себя окончательно. Сначала мелькнула мысль, что ничего подобного с ним никогда не случалось, и в тот же миг он вспомнил, кто он и что с ним произошло. Тело налилось холодным свинцом при мысли, где он теперь и в чьей власти. Он всё-таки остался жив! Каким чудом он выжил, и зачем его спасли, гадать смысла не было. Что бы там ни придумал для него Лавайр, это всё равно конец. Только более мучительный, чем он надеялся.

Проверяя себя, Ив упёрся руками в поверхность, на которой лежал, изо всех сил, но их явно не хватало: подняться он не смог. Больно закусил губу, пережидая приступ слабости и отчаяния. Его учили, что проигрыш нужно принимать достойно. Но он всегда поступал по-своему — и вот результат!

Почти сразу он подумал и о том, что его враг где-нибудь рядом, и наслаждается его беспомощностью и страхом; это придало ему сил и пробудило злость, всегда влиявшую на него благотворно. Но приподняться он не смог. Он был слишком тяжёлым и слишком слабым: настолько тяжёлым и настолько слабым, что сам для себя был непосильным грузом. Новая попытка привела к тому, что он упал и даже потерял сознание.

Снова придя в себя, он уже не пребывал в блаженном забытьи ни секунды. Открывая глаза, он знал, кто он и что с ним. И малодушно пожелал прежнего беспамятства… Что-то изменилось, стало не так, и это вызвало новый приступ страха. Лишь подавив его, Ив понял, что изменилось: он видел. Где-то рядом находился источник тусклого зеленоватого света, идущего откуда-то снизу, в котором Ив, повернув голову, увидел собственную руку, лежавшую перед самым лицом. Неизвестность становилось непереносимой, и, собрав все силы и всю злость, Ив сумел-таки сесть. Это вызвало новый приступ кашля, который едва не повалил его обратно, Но, в конце концов, прошёл, и Ив, выплюнув солидную порцию пены, попытался оглядеться.

Всё, что его окружало, не имело ни чётких очертаний, ни каких либо узнаваемых признаков.