Мы пойдем другим путем! От "капитализма Юрского периода" к России будущего - Андрей Колганов

Доминирование локального (вегетативного) управления в трансформационной экономике сочетается, как мы уже отметили, с сохранением модифицированного количественно (оно потеряло свою ведущую роль) и качественно (изменение преимущественно прямых методов на преимущественно косвенные, резкое возрастание разобщенности политики отдельных ведомств) бюрократического централизованного управления.

Вследствие этого рынок в России с самого начала возникает и развивается как подчиненный и деформированный бюрократическим централизованным и корпоративным локальным регулированием компонент трансформационной экономики.

Генезис рынка в силу этого сопровождается неожиданным для индустриальной экономики на рубеже XXI века развитием добуржуазных способов координации. К их числу относятся уже названные механизмы поиска ренты ; различные формы насилия — от начального криминального («крыши» и т. п.) до узаконенного (войны — в Югославии, Чечне, Таджикистане и др.), а также натурально-хозяйственные тенденции. Они проявляются, например, в таких формах, как сокращение товарности сельского хозяйства и рост роли производства на приусадебных участках (дачах), расширение использования бартера, развитие производств-субститутов внутри крупных предприятий, натурализация зарплаты, ограничение вывоза продукции за пределы регионов и др.

Развитие добуржуазных форм координации порождается прежде всего общими для трансформационных экономик кризисного типа факторами, связанными с инверсией социально-экономического времени и трансформационной нестабильностью. В данном случае это, во-первых, инерция и даже высвобождение натурально-хозяйственных связей, раннее «придавленных» централизованным планированием и ныне не замещенных в должной мере современным рынком. Во-вторых, шоковые реформы, разрушившие плановые связи, но не способные создать рыночные. В образовавшийся вакуум современных форм координации тут же «втянулись» допотопные: на место планового снабжения в условиях дефицита денег пришел бартер; тот же «дефицит рынка» (в частности, резкое сжатие денежных доходов населения, дополненное негарантированностью выплаты зарплаты) с необходимостью вызвал рост производства в подсобных хозяйствах и т. п. В-третьих, возникающий деформированный рынок сам воспроизводит добуржуазные способы координации. Последние, следовательно, будут тем сильнее, чем в большей мере инерция кризисного развития прежних тенденций и вновь образовавшиеся деформации рынка будут интенсифицироваться попытками проведения шоковых реформ.

Причина этого, как мы показали выше, в том, что попытки волюнтаристского внедрения рынка в кризисной трансформационной экономике ведут не к развитию, а к дефициту эффективных рыночных форм, в частности «дефициту (по отношению к потребностям воспроизводства — рабочей силы, производств, национального богатства) денег».

* * *

Вследствие этого трансформация в экономике России не может быть однозначно охарактеризована как процесс перехода к рынку. При определенных условиях консервация развития на данном этапе трансформации может привести к тому, что не рынок и не план, а корпоративно-монополистическое регулирование (дополняемое инерцией централизованно-бюрократического регулирования и добуржуазными способами координации) останется основным детерминантом способа координации (аллокации ресурсов).

В этом случае выход из периода трансформационной нестабильности будет связан не с отмиранием «плана» (энергия государственно-бюрократического патернализма сохраняется) и рождением рынка (он в эффективных формах развивается слабо), а с прогрессом деформированных отношений позднекапиталистических способов координации.

Что же касается отдаленной перспективы, то здесь возможен путь не только к рынку, но и к пострыночным отношениям (демократическому учету и контролю, ассоциированному регулированию и программированию развития). Их ростки пробивались на «подготовительном» этапе реформ (в годы перестройки), существуют как одно из слагаемых экономической жизни развитых стран. Однако в реальной практике подчас доминирует иная тенденция: движение не к рынку и пострыночным отношениям, а к деформациям «плана» и «рынка» в условиях господства монополистического контроля.

Мутации позднего капитализма или первоначальное накопление капитала?

Мы думаем, что читателю термин «первоначальное накопление капитала» если и известен, то в связи с процессами, происходившими в XVII–XVIII, может быть, в XIX веках, когда на базе разлагающейся феодальной системы возникло новое буржуазное общество. Процессы эти шли достаточно сложно. В той же Англии — образце буржуазной цивилизации — переход от феодальной монархии к демократической рыночной организации осуществлялся при помощи так называемого «кровавого законодательства», когда всякий, кто не хотел становиться наемным работником, физически принуждался к труду. Более того, за бродяжничество были введены самые жестокие кары, вплоть до виселицы. Это законодательство неслучайно было названо кровавым: страна на протяжении столетия фактически действительно утопала в крови. Именно таким образом развивался капитал в Англии. К этому следует добавить не менее кровавые методы завоевания новых рынков в колониях, в Новом Свете.

Итак, первоначальное накопление капитала было достаточно жестокой эпохой распада феодальной системы и возникновения новых буржуазных отношений, включающих рынок труда и рынок капитала.

Для нас этот процесс интересен по двум причинам. Во-первых, потому, что первоначальное накопление капитала — это период эволюции рынка от своих простейших форм к формам развитым, к тем формам, когда он стал действительно господствующим и всеобщим. Во-вторых, период первоначального накопления капитала — это типичный образец трансформационной экономики, в которой осуществляется качественное изменение экономических отношений: уход от старых структур и рождение новых.

Можем ли мы охарактеризовать процесс, который будет происходить в отечественной экономике и во многом уже начался, как процесс, сходный с первоначальным накоплением капитала? Если строить ассоциации прежде всего на обращении к кровавым средствам и механизмам первоначального накопления капитала, то, пожалуй, такая аналогия покажется правомерной. Единственное, на что приходится надеяться автору, так это на то, что наша страна избежит пути Соединенных Штатов Америки — грандиозной гражданской войны. Тогда, в середине XIX века, попытка торжества более или менее чистой модели буржуазного общества была связана с грандиозной бойней, едва ли не самой кровопролитной войной этого столетия, сопровождавшей процесс преодоления добуржуазных отношений (рабства). Но будем надеяться, что России и другим странам МСС удастся избежать этого страшного наследия (хотя войны в Чечне, стоившей всем нам десятков тысяч убитых, сотен тысяч беженцев и бездомных, миллиардов долларов ущерба и т. д., мы уже не избежали), удастся не повторить опыта Югославии.

И все-таки главный вопрос, который волнует нас с вами, — это содержательный вопрос об экономических процессах, которые происходят в трансформационной экономике, и о том, насколько генезис отношений труда и капитала в трансформационной экономике аналогичен первоначальному накоплению капитала, происходившему на заре буржуазного общества.