Парадокс Тьюринга - Ричард Мак Борн

в океане и обозначенной на водной поверхности малым понтонным бакеном с кабинкой суточного дежурного. Весь экипаж состоял из коллектива количеством в пять человек солярно – земного типажа и группы дельфинов – афалин из трёх особей. Вся произошедшая драма закончилась и не начавшись, ограничившись суицидальным выбросом на песчаный берег одного из дельфинов. Монаха нашли только на вторые местные сутки, в двенадцати метрах от полосы прибоя, уже мёртвого и совершенно иссохшего. Мне же необходимо было выяснить некую эмоциональную составляющую психологической атмосферы Станции и её обитателей. Такая причина отправки ксеноэколога на затерянную в пространстве Сверхдальнего Экстерра планетку ещё можно посчитать оправданной. Но вот относительно Берта в приписном листе Дела стояла совершенно расплывчатая резолюция: «Статус эксклюзивного наблюдателя с разрешением допускать аналитические выводы на основе интегрированных экспереминтальных знаний. Предоставить действовать самостоятельно.».

Привлекать к сложным коммуникативным ситуациям представителей искусственного мышления уже было довольно распространённой привычкой среди многих служб человеческого общества. Биохомы очень быстро становились прекрасными помощниками практически во всех сферах нашей жизни, и космос небыл тому исключением. Справиться с подобным заданием легко мог бы и иной биокибер, прошедший в нашем Институте информационную инициацию. Для чего понадобилось прерывать наши с ребятами эксперименты, стоило только строить совершенно пустые и лишние предположения.

Конечно же, становилось ясным, что служба Безопасности посчитала своим долгом полностью откреститься от предложения посетить Гекату. Даже от совершенно прозрачного совета ознакомиться с фактами происшествия официалы Службы с улыбкой уклонились. Им ли разгребать чувственные и эмоциональные перипетии, которые скорее всего бытуют на Станции, и приводят псевдоразумные существа к «спонтанным несчастным последствиям». И возражать подобной формулировке не имело никакого смысла, лишь смиренно подчиняясь администрации Всемирного Совета, требовавшего ясности, точности, исполнительности, а главное – последовательности в исследовательских изысканиях чужих миров. Вот тут и годились мы, ксеноэкологи с уклоном в психокореллящию.

Вообще – то, вся наша служба построена на не весьма простой задаче составления алгоритмов для двух и более самостоятельных величин, проходящих взаимодействие в различных условиях иных планет. Но востребованность в профессии, которой принадлежу и я, остаётся не столь уж высокой. Многие из нас пополняют своим присутствием провинциальные терминалы и порты планет Солнечной системы. Изредка, кого можно встретить в небольших вахтовых коллективах форпостных баз, где – то на задворках обитаемого Пространства, или в секторе Крайних звёзд. И, конечно же, мало кому выпадает счастье работать в Даль – разведке, украшая своим присутствием коридоры и бытовые ярусы флагман – рейдеров Космофлота, где – то в безумных далях нашей Галактике, на подступах к неведомым планетам. Мне же повезло чуть меньше, чему стоило откровенно порадоваться. Удостоившись попасть прямиком в ИЭБ, к ребятам, занимающимся нейронно – синапсным программированием, я смиренно предпочёл неторопливую и изначально казавшуюся, совершенно скучной, работу. Затянувшаяся по времени рутина поглотила меня настолько, что теперь я с каким – то неясным для самого себя содроганием воспринимал резкие изменения своего порядка жизни, вроде вылета в Дальний Экстерр, к поясу Койпера. Все эти надоедливые передряги с подробными инструктажами от спецов, налагаемые на тебя излишние обязанности в технике безопасного поведения в открытом пространстве очередного планетарного экзообъекта, просто утомляли. А утомляющие изучения пособия пользования скафандром, вообще выбивало меня из стабильной колеи бодрого настроения, вгоняя в трепет и панику. Нет, уж лучше быть там, где ты себя особо комфортно и приятно ощущаешь, оставаясь, пускай и незначительно, необходимым, чем ради интереса, пытаться разглядывать через прозрачное забрало сдавливающего гермошлема солнца и звёзды далёких миров.

Берт был совершенно другим, радикально отличаясь от меня. Он скорее всего напоминал ребёнка, открытого и задумчивого, постоянно флегматично настроенный ко всему вокруг. Но при этом восприятие его оставалось на удивление непосредственным. Скажем, весь смысл и процесс пребывания в гибернационном сне, по моим объяснениям, он переложил для себя в миф о обретении Небесного Иерусалима. Пускай так, но только бы не иметь лишних проблем с подключением анабиозной камеры и уговариванием любопытствующего биокибера по поводу долгого искусственного сна. Стоило, конечно, взять на заметку подобную недоработку с конкретизацией простой человеческой функции. А глупейший теологический финт наших умников припомнить после возвращения. Но на тот момент я желал поскорей опуститься в благодатные объятья Морфея, стараясь не мелькать перед угрюмоватым фельдшером – карго, чтоб оставить о себе хоть немного приятного впечатления.

2

На Гекату мы прибыли, как раз вовремя, соблюдя все положенные сроки переброски. И на нашу удачу, в районе высадки уже наступил местный полдень. Во мне начинал разгораться слабый огонёк надежды, что вполне возможно, мы сможем узнать на вкус изобилие настоящего гекатского гостеприимства.

Посадочный модуль, который любезно выделил нам для отправки восвояси капитан «Степного волка», нырнул сквозь прозрачную завесу атмосферы и завис над крохотной платформой причала бакена. По габаритным и тоннажным особенностям он никак не смог бы опуститься на совсем незначительную поверхность плавучей конструкции, способной удержать на себе разве что небольшой флаинг. А потому, нам с Бертом пришлось выпрыгивать из шлюзовой двери, постоянно меняющей высоту относительно понтонов. Когда модуль наконец – то приобрёл долгожданную стабильность, мы скинули вещи и прыгнули с метров, эдак, шести, на безумно качающуюся поверхность хлипкого морского сооружения. Моросящая взвесь, поднятая вертикальными потоками вспомогательных двигателей, обильно покрывала нас влажной пеленой, не давая спокойно осмотреться вокруг. И всему этому безумию вторил оглушающий бас, который выкрикивал пошлые ругательства на несчасные головы всех прибывших.

Модуль немного накренило на правый борт, снося в сторону. Затем затянулись в корпус зазря выпущенные посадочные ступоходы и уже включив подъёмную тягу, чуть на отдалении от платформы, модуль ушёл к балкеру.

– Чего вы там расселись?! Бегом наверх!.. – прохрипел уже знакомый голос.

Но поднятая действиями двигателей волна вновь закачала под нами понтоны платформы. Нам с Бертом опять пришлось распластаться на мокрой и холодной поверхности.

– Почему этот человек такой возбуждённый?

Вот именно сейчас настало тот самый момент, чтоб задавать идиотские вопросы и забивать ими мне голову! Спасибо, Берт, ты великолепный напарник.

– Скорее всего потому, что его не весьма вовремя разбудили, – с сарказмом пробурчал я, поднявшись и стараясь удерживать равновесие.

Оглядывая платформу необходимо было найти наши вещевые кейсы: не вышвырнуло ли их в воду? Но всё было нормально – биокибер уже держал два металлизированных прямоугольника в руках надёжно стоя на ногах. Прямо над полупрозрачной кабинкой – кокпитом сторожевой башни нагло висела вывеска с весьма крикливым лозунгом на солинге: «Земля». Надпись, сделанная ярко малиновым цветом, скорее означала не саму планету, а несла определённую смысловую нагрузку в номинальном обозначении плавучего бакена,