Дариен - Конн Иггульден

В дальнем углу стояли игорные столы, они-то и были нужны Элиасу: он искал фермеров, режущихся в карты. Хотя у Элиаса были серьезные намерения, губы его слегка изогнулись в улыбке, когда он вспомнил слова матери об этой таверне и о грехах, переполняющих ее.

Мать уже давно покоилась в могиле, которую Элиас вырыл собственноручно. Он накидал в яму земли вдвое больше, чем выкопал, чтобы курган остался на долгие годы, когда почва уляжется. Однако слова матери по-прежнему звенели у него в ушах.

Перед сидящими за столами мужчинами лежали кучки серебра. Элиас сунул руку в карман и вытащил дюжину монет. Он показал их игрокам в доказательство того, что он имеет право быть здесь, и стал выискивать победителя. Он не был знаком с игроками, не знал каждого лично, однако некоторые мужчины встречались ему прежде в деревенских лавках. Взгляд одного молодчика выделялся особой жесткостью, а ведь все собравшиеся принадлежали к тому сорту людей, кто привык голыми руками вытаскивать овец из колючих кустов или грязных канав со сточными водами. Элиас отвернулся, когда почувствовал, как взор незнакомца шарит по его лицу: он не сомневался, что за этим последует возглас отвращения и крик: «Чума!»

Мужчина напоминал вышибалу из борделя. Он был моложе других, одет в щеголеватое желтое пальто поверх белой рубашки, и это сильно выделяло его среди прочих. Те, у кого водились белые рубашки, обычно надевали их лишь на похороны да на свадьбы. Остальные же предпочитали прочную и грубую одежду, выбирая немаркие цвета, чтобы грязь проявлялась на ткани лишь масляным блеском. Надеть белое с желтым уже само по себе вызов. Кем бы ни был молодчик, рук он не марал.

Элиас обнаружил, что мужчина перехватил его взгляд и теперь с пристальным интересом наблюдает за ним, но деваться было уже некуда. Мужчина был широкоплеч, но совсем не так коренаст, как сидящие за столом фермеры. Его можно сравнить не с мастифом, а с овчаркой, для которой скорость важнее мускулов, подумал Элиас. Однако в холодном взоре незнакомца, рассматривающего Элиаса в упор, читалась угроза.

Но охотник продолжал крепко сжимать монеты пальцами с черными от грязи ногтями. Он никогда прежде не использовал свой дар таким образом и теперь чувствовал, как дрожит у него рука, он до сих пор не был уверен, что у него получится.

Молодой мужчина расправил плечи и кивнул на свободный стул. Элиас шагнул в его сторону и заметил у бедра парня кобуру с одним из тех новомодных городских револьверов, которые блестят и кажутся масляно-скользкими.

Поговаривали, что они производят много шума, а еще запросто могут пробить коровью тушу насквозь.

Элиас с благоговением и страхом покосился на оружие, и владелец, поймав его взгляд, широко улыбнулся.

– Что, вояка, нравится моя игрушка? Не бойся, минейр[1]. Мое имя – Вик Дидс. Если оно тебе хоть о чем- то говорит, то ты должен знать, что я не стреляю в подобном обществе.

– Я не боюсь, – сказал Элиас.

В его голосе звучала такая неподдельная уверенность, что во взгляде молодчика мелькнуло недоумение. Но вопросов стрелок задать не успел: карты уже раздали, и Элиас уселся на стул и подвинул первую монетку к центру стола. Не считая редких партий с женой и детьми, он никогда прежде не играл на публике. Он сидел спиной к толпе и понимал, что карты нужно держать как можно ближе к груди. Он слыхал о том, что некоторые игроки просят товарищей постоять за спиной у соперника и знаками передавать, хорошая или плохая у того рука.

Сперва игроки сделали ставки, потом воспользовались шансом перетянуть карту, и только тогда ставки утвердились окончательно. Похоже, ограничений по количеству карт не было, и Элиас понял, что он может потерять все в течение одного-единственного раунда. Первые карты оказались никчемными, поэтому он положил их рубашкой вверх и стал ждать, пока не закончат все остальные, изо всех сил пытаясь сохранить спокойствие.

Вот оно. Началось. Теперь его дар столь же силен, как и прежде. Даже в окружении людей, среди разговоров и смеха, несмотря на незнакомцев, сгрудившихся за стулом Элиаса, он знал, что дар здесь. И ждет, когда его призовут. Волна уверенности накрыла Элиаса, и он улыбался все шире с каждой открытой картой. Подняв голову, он снова поймал на себе взгляд стрелка, который наблюдал за ним так сосредоточенно, что это на миг пошатнуло его решительность.

А если Вик Дидс мог видеть дар, который привел Элиаса в это богом забытое место? Неужели вся надежда медленно покинет мир Элиаса, мир, ограниченный лишь лесом и улицами?

Помня о нарывах, Элиас низко опустил голову, радуясь про себя, что поля шляпы и длинные волосы прикрывают лицо. Он проследил за своей серебряной монеткой, которая перекочевала в банк другого игрока.

Она стоила почти целой недели охоты, но Элиас предсказал каждую карту.

Когда разыгрывали следующий раунд, он снова использовал дар, но нахмурился, заглянув так далеко, как только мог. Раунд обещал быть долгим, игроки мычали и бормотали что-то себе под нос, раздумывая над каждой ставкой. Теперь Элиас не мог заглянуть так далеко, как ему хотелось. Он с сожалением понял, что ему придется сначала прощупать каждый раунд, а потом попытаться дотянуться до финала, чтобы увидеть результат.

Миновало еще два раунда, прежде чем Элиасу удалось выиграть: он мигом отыгрался и заполучил четыре серебряные монеты в придачу. Стрелок раздраженно заворчал: он поставил почти все на проигравшего, у которого оказался лишь ненужный хлам. Элиас собрал выигрыш, думая, как бы не упасть в обморок – его сердце бешено колотилось. Если он выиграет изрядную сумму денег, то сможет взять лошадь во «Вдове Джоане» и отправиться в город за лекарем. Если не жалеть ни коня, ни себя, он быстро вернется обратно и привезет снадобья для жены и дочерей. Он сможет. Это в его силах.

Когда разыгрывали новый раунд, Элиас почувствовал, как все вокруг него рушится. Его сосед справа жевал свою соломенную бороду и наблюдал за Элиасом с кислым выражением лица с той самой минуты, как охотник сел за стол. Без предупреждения фермер протянул руку, чтобы дотронуться до пальто Элиаса. Но его пальцы сомкнулись в воздухе, потому что Элиас откинулся на спинку стула, и тогда волнение на физиономии мужчины стало смятенным и обиженным, как будто его мечта только что разбилась на острые осколки.

– А что у тебя в рукаве, сынок? – спросил он.

Половина сидящих за столом застыла, а стрелок, напротив, оживился и обнажил острые белые зубы.

Но старик-фермер, похоже, даже и не понял, что его слова прозвучали обвинением в жульничестве. Он указал костлявым пальцем на Элиаса.

– Ты вспотел, а пальто снимать не торопишься. Шляпа у тебя старая, поля вон, гляди, запылились. Похоже, ты редко ее надеваешь, ведь так? Закатай-ка рукава, сынок! Если ты чист, я пожму тебе руку и попрошу прощения. Черт, да я даже угощу тебя элем. Но сперва докажи, что ты не чумной.