Ворон. Кочевые дороги - Виктор Дубровский

Все хорошо, но прелесть этих странствий портили женщины. Да, да, именно они, наша прекрасная половина человечества отравляла волшебство единения со свободой. Каждая моя жена, как только садилась в автомобиль, непременно считала, что она знает куда ехать, как рулить и где останавливаться. Никакие разумные доводы и правила дорожного движения в расчет не принимались. Если ты не остановился там, где мадаме захотелось — ты негодяй. Если ты остановился там, где посчитал нужным — это плохое место. Постоянный зудёж: "Почему мы стоим? Когда же мы, наконец, поедем?", "Когда мы остановимся? Я устала!", "Когда мы, наконец, доедем до этого твоего города?", "Я бы лучше полетела самолётом, зачем я вообще поехала с тобой". Знаем, зачем, злорадно тогда думал я. Потому что в твоих куриных мозгах засела мысль, неизвестно откуда взявшаяся, что за ближайшим поворотом я посажу в машину девку, и она мне будет отдаваться на заднем сиденье, в ближайшем перелеске, в мотеле, нужное подчеркнуть. Хотя всем известно, что подбирать красоток с обочины — это низкий стиль. В общем, скажу я вам, одно расстройство этими женщинами в дороге. Про таких святой старец Ефрем Сирин говорил, что "нет зверя, подобного жене лукавой, самое острое оружие диавольское". Тоже, видать, пострадал достаточно.

Но это всё лирика. Я проехал километров пять, но перекрёстка не нашел. Зато сразу въехал в деревню. На дорожном указателе было написано "Дмитриевка". Я вырулил примерно к геометрическому центру села и стал ждать аборигенов. Никого не было, хоть бы курица какая пробежала. Сонная, пыльная пустота. Я вылез из машины и подошёл к колодцу, хоть водицы испить студёной. Однако вскоре на свет божий вышла женщина. Я обрадовался:

— Здравствуйте. Вы не подскажете, как ваша деревня называется?

— И вам не хворать. Старопердеево называется наше село, — слово "село" женщина произнесла с каким-то непонятным мне вызовом.

Я шарил пальцем по карте, ища Старопердеево, которое на карте, там где Дмитриевка. Этого названия я не нашел. Но бабка добавила:

— Это мы на сходе переименовали, по древним временам. А при коммунистах! — голос ее набрал силу, и глаза засияли неугасимым желтым огнем, — наше село называлось Новокраснознамёнское.

Я срочно ищу на карте. Блин, нет нигде Ново-как-его-там.

— А Новокраснознамёнским, — бабка продолжала митинговать, — его назвали в 1985 годе, как Мишка Меченый во власть вошел. Но мы! Переименовали! А при советах, стало быть, село называлось Путь Ильича.

— А Дмитриевка? Как же указатель? — возмущенно спросил я.

— А это парни у Дмитриевки украли и нам поставили, фулюганы. Чтоб, значицца, дмитриевские себе много не думали.

Старуха закончила топонимический экзерсис и удалилась, гордо и с чувством выполненного долга. Я вздохнул. Наконец-то добился правды. Ещё раз смотрю на карту. Так вот… Ивантеевка, Пилюгино… Путей Ильича в области оказалось два. И оба в разных концах карты. Я застонал. Бабка исчезла в неизвестном направлении. Я плюнул и поехал на юг, полагаю, что где-то там должен быть областной центр.

Асфальт внезапно кончился, началась разбитая в хлам грунтовка. По краям дороги стоят вековые ели в обхват толщиной. Солнечный свет теряется в этих дебрях, и в таком полумраке пришлось включить фары. Я сбросил скорость до двадцати. Ещё через полчаса я тащился со скоростью пять километров в час, и понял, что так дальше не могу. Вышел из машины и сел на пенек старой вырубки. Закурил. И что до сих пор человечество не нашло способ путешествовать через телепорт? Я мысленно представлял себе, как мановением руки распахиваю портал в неведомое. Шагаю в него, а там дикари и невежество, а я весь в белом. Конечно же, короли и капуста, а где капуста — там и принцессы. Такие аппетитные принцессочки с сапфировыми глазами.

Тут, откуда не возьмись, возле меня оказался мужичок, метр с кепкой. Встал, смотрит на меня волком и молчит. Я от неожиданности ляпнул:

— Издрассти вам.

Старичок поздороваться не посчитал нужным.

— Что, заблукал?

— Угу. Заблудился. В ваших дебрях просто немудрено заблудится. Что это за Бермудский треугольник — куда не поедешь — всё не туда!

— Водка у тебя есть? — как-то решительно дед перешел к делу.

— Есть. Налить что ли? — я уже подумывал, что ну его нахрен этот областной центр, накатить стакан и забыться. Я достал из сумки поллитру, хотел было найти стопарики, но дедушка выхватил у меня бутылку. Ловким движением свинтил ей голову и вылил всю водку себе в пасть. Я ошалел от такой простоты нравов.

— Очышшенная, — удовлетворённо рыгнул дед, — дай что-нить занюхать.

Я достал полбуханки хлеба, дед тут же смолотил всю, и даже не поперхнулся.

— Измельчал народ, — внезапно подобрел дедушка, — хлеб разучились печь. Не то, что давеча.

— А что, давеча, небось, и валенки теплее были, и водка крепче?

— Нет. Валенки те же, водка тоже хороша, а вот с хлебом незадача, — и безо всякого перехода объявил, — деньгу давай! Всё ездють тут без понятия, стариков не уважають!

Уважение к старикам и деньги я как-то сразу связать воедино не смог, но вытащил из кармана горсть мелочи. Дед попробовал пятирублёвку на зуб.

— Не умеют нонеча деньгу делать, не то что давеча, — опять смутно произнес он. — Ну лан. Тебе куда надо-то? В губернию? Ты ко мне с уважением, так и я подсоблю. Езжай.

И сказал это с такими интонациями, как будто разрешил.

— Как вас величать-то? — опомнился я.

Вымогатель, чиста рэкетир с большой дороги. В этих глухих Муромских лесах, говорят, водились Соловей Разбойник с Ильёй Муромцем и я, случись с ними встреча, вряд ли отличил бы одного от другого. Проехал ещё метров двадцать и сквозь просеку увидел трассу со скользящими по ней машинами. Через пять минут просёлок превратился в ровный асфальт, а ещё через двадцать я въезжал в областной центр.

Улахан Тойон[5]рода Белого Коня был сильно расстроен. Практически взбешен. С каменным лицом приехал он из городского собрания, молча спешился, молча швырнул поводья конюшему, так же молча прошел он в свои покои, ни на кого не посмотрел, ни с кем не заговорил, только отходил плеткой подвернувшегося на его пути мелкого служку. А нечего ходить где попало, хорошо хоть насмерть не запорол.

Дворня хорошо все поняла, попряталась по углам. А Кривой Бэргэн, десятник личной стражи тойона, сказал конюшему: "Обидели хозяина, злой совсем". Это было новостью. Злой тойон — это нечто невообразимое. Может война скоро? Так если бы война, так тойон радовался бы. Значит, действительно обидели.

Юрюнг Тыгын, Светлый Тыгын, (для друзей — просто Тыгын) срывать зло на своих ближних не стал. Конечно же, отходить плеткой первого попавшегося лизоблюда было хорошим решением. Что-то их много развелось в городском доме.