Дорога сильных. На пороге мира - Анна Попова

Старенькая, но чистая льняная рубаха с затейливой вышивкой, шерстяной плащ, застегнутый брошью. Посмотреть выше не решилась. Собственный голос был похож на писк:

— Грен Лусар нужен.

— Занят.

Куснула губу, вздохнула прерывисто. В глазах дрожали слезы.

— Очень нужен.

Ей и вправду хотелось плакать — от холода, жажды и страха. Но лишь передернула зябко плечами и задрала голову, заглядывая в глаза. Мужчина поморщился, буркнул что-то на джерре и исчез в доме.

«Пожалуйста, только не говорите со мной! Не обращайте внимания…» — взмолилась мысленно Мия и приготовилась к долгому ожиданию. Но дверь распахнулась быстро, пропуская воина обратно. Девочка вытянулась, скользнула взглядом внутрь в надежде что-нибудь рассмотреть. Плотный дым клубами по полу, спины мужчин, светло-рыжая шевелюра — уж не Юлина ли? И еще один человек, чье появление заставило сердце прыгнуть к горлу.

Раздражение и досада — яркие, живые эмоции. Коснулись на миг, и тут же он закрылся, будто вспомнив, с кем имеет дело.

— Мия?

— Д-да, — отозвалась девочка и встретилась взглядом с мужчиной, что прикрыл за собой дверь.

Глаза грена Лусара, большие, карие, смотрели внимательно и, казалось, лезли в самую душу, выворачивая наизнанку. Она моргнула, уставилась на нос. Хороший нос, прямой и с небольшой горбинкой, как у римских статуй в Эрмитаже. Говорят, у всех таэллийцев такой. А рот неприятный, с губами пухлыми и какими-то не мужскими. И сам маг хоть и не толстый, но холеный, мягкий на вид. Подбородок брит, темные волосы аккуратно стянуты в низкий хвост. Одежда богатая, густо украшена вышивкой, на груди рядами цепи с подвесками. Сразу видно — не воин. Не то, что местные.

На нем ее чутье всегда пасовало, оставляя лишь сухость во рту и неясную тревогу.

— Ты искала меня?

— Да.

— Зачем?

Мия облизнула пересохшие губы.

— Я… не знаю. Мне тревожно. Опять эти сны. Снова тот день…

Она замолчала, комкая в ладонях ткань юбки, понимая: заговорила о том, что волнует. Что никак не перестанет волновать. Мужчина кивнул, призывая продолжить. Мия вздохнула.

Да, тот день, для кого-то обычный — середина лета, жара, каникулы, — для нее оказался волнительным. В город она выезжала редко, а тут — решили. Мие неделю как четырнадцать исполнилось, а с подарком она так и не определилась. И… бабушка настояла, да еще и Марту Ивановну с ней отправила. В торговый центр, по магазинам прогуляться, развеяться.

Хорошо хоть, сама не поехала, иначе девочка потеряла бы их обеих.

Поначалу все было весьма неплохо, даже люди — веселые или раздраженные зноем и своими проблемами, — не очень пугали. Да и не так уж их много было, разве что возле кинотеатра, где опять показывали что-то новое, крутилась молодежь. Марта Ивановна двигалась, словно крейсер, — от книжного мимо фуд-корта, к магазину для творчества. Мия тащилась следом. По нервам, вечно оголенным, били чужие эмоции.

Миг, когда все изменилось, кажется, уловила она одна. Раз — и к обыденной круговерти словно прибавился чей-то взгляд, недобрый, внимательный. Девочка споткнулась, заозиралась в попытке найти, а найдя — укрыться подальше. Стало душно, будто разом все системы переключились на обогрев. Подул ветер, вздымая пыль, ноги увязли в песке. В песке?! Мир, такой простой и привычный, качнулся, стал рыжим и зыбким, и другие люди наконец-то это заметили. Женщина с малышом, чей столик они только прошли, закричала, громко и страшно, и крик этот резанул по ушам. Мия дернулась с места, каким-то чутьем ощущая: тот свет впереди — единственный выход.

Ветер рвал волосы и сушил слезы, вбивал воздух в горло, мелкие камешки секли кожу, а девочка шла и шла сквозь эту пыльную бурю. Не оглядываясь. Не пытаясь понять. Почти не слушая крики других людей. А они кричали… визгливо и на надрыве — женщины, зло и болезненно — мужчины. Обреченно ревели малыши на детской площадке. Замолкали слишком быстро, и Мия запретила себе даже смотреть на них.

Она не могла помочь.

Ничем.

Никому.

Знание это пришло вместе с тем взглядом, что давил со всех сторон, вместе с ветром и зноем, вместе с болью, пронзающей тело, и все, что ей оставалось — иди. Двигаться к мутной цели в надежде остаться в живых.

— Что ты молчишь?

Девочка разлепила пересохшие губы, выдохнула:

— А что мне сказать? Все это было… страшно. Слишком страшно, чтобы думать об этом. Они… они падали и оставались там. И умирали, я знаю. А я…

Она втянула со всхлипом воздух и зашептала едва слышно:

— …я двигалась дальше. Хотела помочь им, правда, но… не сделала и шага в их сторону. Я не могла… и это неправильно. Ведь были те, кто смог. Были же?

Закусив губу, девочка замолчала. Пальцы до боли стиснули ткань юбки, сжатую в кулаках. Некстати вспомнился сон. Если обе сестренки здесь, значит, кто-то кого-то вытащил. Но как? Каждый сам за себя… или нет?

Лицо грена Лусара, слепок равнодушия, не выражало ничего. Глаза изучали бесстрастно, как подопытного зверька. Она и чувствовала себя этим зверьком, маленьким кроликом перед удавом. Но вот восковая маска дрогнула, губы сложились в участливую полуулыбку.

— Бедная девочка, ты дрожишь. Подойди ближе. Сядь.

Мужчина шагнул к ней, и Мия едва сдержалась, чтобы не отпрянуть. От него пахло мылом, травами и… кровью. Коснулся ладонью ее спины, легонько подталкивая к стене, у которой лежало бревно.

В лицо вновь дохнуло теплом и чем-то горьковато-сладким, дверь приоткрылась, высунулся грен Иртен. Щуплый, рыжий, вечно какой-то всклокоченный, по виду лет двадцати восьми, не больше.

— Лусар, ты скоро? Мы…

— Жди! — коротко оборвал его старший маг.

Рыжий скривился, но возражать не стал. Глянул с интересом на Мию, будто лишь сейчас ее обнаружив, губы растянулись в ухмылке, но снова ничего не сказал. Исчез за дверью.

А Мия опять ничего не увидела.

— Садись, — велел мужчина и, зачерпнув из бочонка, сунул в руки ковшик. — Пей.

Он смотрел внимательно, и девочка пригубила воду.

— Ты правильно сделала, что пришла ко мне. И тогда, при переходе, все было, как должно. Ты не могла им помочь. Ни ты, ни кто-то другой. Они были стары или слишком юны, чтобы выдержать такое. Ты — сильная, потому выжила. Не грусти о тех, кто остался, такова их судьба.

Он говорил медленно, будто не доверяя памяти, хотя русский выучил на удивление хорошо. Пробовал на вкус слова чужого языка, и голос, мягкий, как у заботливого дядюшки, обволакивал и расслаблял. Мия передернула плечами. Грен Лусар хищно втянул носом воздух.

— Ты хочешь, чтобы я помог?

— Я… да… не знаю. Прости, — пробормотала