Правда о любви - Стефани Лоуренс

Дверь открыл Брэдшо, дворецкий Вейна. Расплывшись в улыбке, он заверил, что хозяева дома и в настоящее время находятся в задней гостиной.

Джерард знал, что это означает, и поэтому, вручив дворецкому трость, улыбнулся и жестом отпустил его.

– Я сам объявлю о себе.

– Как будет угодно, сэр, – поклонился Брэдшо, скрывая улыбку.

Подходя к гостиной, он услышал визг. Но стоило открыть дверь, как воцарилось молчание. Три головы дружно вскинулись, три осуждающих взгляда пригвоздили его к месту... но тут племянники и племянница сообразили, кто осмелился помешать их играм, и набросились на дядюшку подобно демонам, испуская душераздирающие вопли.

Джерард, смеясь, поймал старшего, Кристофера, и перевернул вверх ногами. Кристофер радостно вопил, а Грегори прыгал на одной ножке, с хохотом заглядывая в лицо брата. К ним присоединилась Тереза. Джерард хорошенько тряхнул Кристофера, поставил на пол и, рыча, как сказочное чудовище, раскинул руки и захватил сразу обоих младших. И только потом подошел к креслу у камина. Пейшенс, качавшая на коленях младшего сына, Мартина, снисходительно улыбнулась брату.

Вейн, прислонившись плечом к спинке кресла, ухмыльнулся: это он боролся с тремя старшими детьми, когда вошел Джерард.

– Что привело тебя к нам? Разумеется, не возможность остаться лысым в руках обитающих здесь монстров?

Кое-как отцепив пальцы Грегори и Терезы, намертво сомкнутые на его еще недавно аккуратно уложенных локонах, Джерард коротко усмехнулся:

– О, не знаю. – Он усадил парочку на кресло, сам втиснулся между ними и задумчиво заметил: – Есть в них нечто особенное, не находите?

Дети заворковали, воспользовавшись возможностью засыпать его историями о своих последних приключениях. Он внимательно слушал, как всегда, увлеченный их наивным, незамутненным мнением о самых обыденных событиях. Но и энергичные малыши потихоньку стали уставать. Мальчики прижались к нему; Тереза зевнула, соскользнула с кресла и забралась на колени к отцу.

Вейн чмокнул ее в макушку, уложил поудобнее и взглянул на Джерарда:

– Так что случилось? Ты ведь не зря пришел.

Джерард, откинувшись на спинку кресла, рассказал о предложении лорда Трегоннинга.

– Так что, как видишь, я в ловушке. Я решительно не желаю писать ее портрет. Его дочь, вне всякого сомнения, окажется типичной избалованной, легкомысленной дурочкой, которая разыгрывает из себя королеву своего медвежьего угла. Здесь нечего рисовать, кроме пустого эгоизма и себялюбия.

– А вдруг она не настолько плоха? – возразила Пейшенс.

– Вероятнее всего, еще хуже, чем я считаю, – тяжело вздохнул Джерард. – Я проклинаю тот день и час, когда позволил выставить портреты близнецов.

С самого начала он считал себя пейзажистом. И до сих пор продолжал считать пейзажную живопись своим истинным призванием. Но десять лет назад из чистого любопытства попробовал рисовать портреты семейных пар. Вейн и Пейшенс стали его первыми моделями; портрет сейчас висел над камином в гостиной в их кентском доме, где его видели лишь члены семьи. После первого Джерард написал еще несколько портретов родных и близких, но и они неизменно украшали комнаты, закрытые для посещения посторонних. И все же страсть к решению сложнейших задач по-прежнему его манила: в конце концов, Джерард решил написать портреты близнецов Кинстер – Аманды, графини Декстер, и Амелии, виконтессы Калвертон, с сыновьями-первенцами на руках.

Портретам предназначалось оказаться в загородных домах, но те члены общества, которым посчастливилось увидеть их в Лондоне, подняли такой шум, что члены Королевской академии искусств умоляли, буквально умоляли позволить выставить работы на ежегодной выставке портретов. Внимание польстило Джерарду, он позволил себе сдаться. И до сих пор жалел об этом.

Вейн весело разглядывал шурина.

– До чего же трудно быть знаменитостью!

Джерард презрительно фыркнул:

– Стоило бы назначить тебя своим агентом и позволить иметь дело с ордой матрон, каждая из которых твердо убеждена, что именно ее дочь – идеальная модель для моего следующего великого портрета.

Пейшенс продолжала покачивать Мартина на коленях.

– Это всего лишь один портрет.

Джерард покачал головой:

– Но это делается совершенно не так. Выбор модели сопряжен с величайшим риском. В настоящее время моя репутация выше всякой критики. Но всего один неудачный портрет может серьезно ей повредить. Следовательно; я отказываюсь потакать желаниям моих моделей или их родителей. Я рисую все, что вижу, а это означает, что лорд Трегоннинг и его дражайшая дочь, вероятнее всего, будут жестоко разочарованы.

Дети не находили себе места. Пейшенс поднялась, когда в комнату заглянула няня, и поманила коренастую особу.

– Дети, пора пить чай. Сегодня хлебный пудинг, не забудьте.

Джерард едва заметно улыбнулся, заметив, что соблазн хлебного пудинга явно перевешивает желание остаться с дядей. Мальчики соскользнули на пол и вежливо попрощались. Отец помог слезть Терезе. Та послала дяде поцелуй и наперегонки с братьями выбежала из комнаты.

Пейшенс отдала малыша няне, закрыла дверь за своим выводком и вернулась в кресло.

– Так почему ты мучишься? Просто отклони приглашение его сиятельства.

– Вот именно ...

Джерард рассеянно пригладил рукой волосы.

– Если я откажусь, не только потеряю все шансы написать знаменитый сад Ночи, но и сделаю все возможное, чтобы единственный художник, которому доведется попасть туда за следующие пятьдесят лет, был каким-нибудь маляром, который, возможно, даже не поймет, на что смотрит.

– Но в чем суть дела? – Вейн поднялся, потянулся и шагнул к другому креслу. – Что такого особенно в этих садах?

– Сады Хеллбор-Холла в Корнуолле были первоначально разбиты в 1710 году, – начал Джерард, прочитавший историю садов после первого посещения Каннингема. – Сама по себе местность уникальна: узкая, защищенная со всех сторон долина с необыкновенным климатом, позволяющим выращивать самые фантастические цветы и деревья, каких больше не найдешь ни в одном уголке Англии.

Дом расположен у входа в долину, которая тянется до самого моря. Предложенные чертежи дома и схемы разбивки садов имели у современников немалый успех. Последующие тридцать с лишним лет и дом, и сады постепенно совершенствовались. Но сами Хеллборы вели затворнический образ жизни. Очень немногие люди видели завершенные сады во всей их красе, и эти немногие были очарованы. Немало пейзажистов мечтали зарисовать сады Хеллбор-Холла. Но никто не сумел получить на это разрешения.

Губы Джерарда саркастически дернулись.

– Долина и сады находятся в большом частном поместье, окруженном почти отвесными скалами, так что проникнуть туда тайком не удавалось никому.