Трибуле - Мишель Зевако

– Привет Виселичному архангелу!

– Бедный Монклар! – вздохнул король. – Вот уже двадцать лет, как он старается изгнать из города всех этих цыган и прочих жуликов, которых он обвиняет в похищении и вероятном убийстве своего маленького сына…Ну, вот. С государственными делами мы управились, теперь займемся личными. К Феррон… В ожидании вечерней экспедиции!

И Франциск, напевая какую-то балладу, вышел в сопровождении придворных из своей королевской комнаты.

Было восемь часов вечера. Темнота, непроницаемая, как чернила, окутала город. Резкими порывами налетал холодный октябрьский ветер. Возле ограды Тюильри смутно вырисовывались очертания одинокого домика. Там свила гнездо любовная связь короля и прелестной мадам Феррон. Слабо освещенное окно на втором этаже здания казалось тусклой путеводной звездочкой.

Комнаты была подготовлена для долгих и страстных свиданий. Декор призван был оживить и до крайности возбудить любовное влечение. Монументальная кровать походила на обширный алтарь, сооруженный для постоянного возобновления эротических жертвоприношений.

На кресле, на коленях у короля Франциска I, сидела обнаженная женщина. Ее ослепительного бесстыдства не затуманивал ни один, даже самый легкий, покров. Она подставляла свои губы и нежно шептала:

– Ну еще один поцелуй, мой Франсуа…

Женщина была молода и чрезвычайно красива. Мраморная нагота ее блестящей розовой кожи, гармоничные линии ее тела, изогнувшегося в сладострастной позе, сияющий ореол ее светлых волос, рассыпавшихся по плечам, бархатистая жгучесть ее глаз, ускоренное колыхание ее груди, усиливавшее страстный порыв, – весь этот волшебный ансамбль возбуждал короля. Теперь это была уже не женщина, не прекрасная мадам Феррон. Это была сама Венера, великолепная в своем распутстве.

– Еще один поцелуй, мой король…

Нервные руки Франциска обвили гибкую талию, он побледнел, сжал любовницу, подхватил ее, почти изнемогшую от чувств, и перекатился вместе с нею на постель…

А снаружи, прячась в тени, какой-то мужчина следил за освещенным окном… Этот мужчина, неподвижный, бесчувственный к уколам холода, мертвенно-бледный, с напряженным лицом, этот мужчина смотрел в окно, и взгляд его был полон отчаяния…

С губ наблюдавшего срывались бессвязные фразы.

– Мне лгали! Это невозможно! Мадлен не может мне изменять! Ее нет в этом доме! Мадлен меня любит! Мадлен непорочна… Человек, бывший у меня сегодня, солгал! И тем не менее я, несчастный, пришел сюда. Я тут выслеживаю, терзаюсь, жду, когда откроется дверь…

А тем временем в амурном покое король Франциск уже собирался уходить.

– Вы скоро вернетесь, мой Франсуа? – вздохнув, спросила молодая женщина.

– Клянусь небом! Вернусь очень скоро, клянусь! Разве у меня нет сердца?.. Прощай, милая… А ты обратила внимание на серебряную шкатулку, которую я принес с собой?

– Что мне до шкатулки, мой король!.. Возвращайтесь скорее.

– Конечно! А ведь эту шкатулку только что изготовил специально для вас Бенвенуто Челлини.

– Ах, как мне будет не хватать вас, мой нежный любовник!

– В эту шкатулку я положил жемчужное ожерелье. Оно так подойдет к вашей алебастровой шее… Прощай, милая…

Поцеловав Мадлен в последний раз, король Франциск спустился в нижний этаж.

На пороге открытой двери он остановился, вгляделся в темноту, различая силуэты сопровождавших его придворных, затем улыбнулся и пошел навстречу эскорту.

– Вас что-то удивило, сир? – спросил Эссе.

– Сейчас увидите!

В этот момент из мрака вынырнула тень. Незнакомый мужчина подошел к стайке придворных. Взгляд его блуждал по лицам этих господ… Кто же среди них предатель?.. Кто похитил у него жену?

– Не вы ли это, Феррон? – с насмешкой в голосе спросил Франциск.

Мужчина напрягся, пытаясь узнать говорившего. Руки его судорожно сжались, словно уже впились в горло соперника.

– А вы? – процедил он сквозь зубы. – Ты! Кто ты?

Но внезапно руки его бессильно упали.

– Король! Король! – потерянно забормотал он.

В ответ раздался взрыв смеха… Феррон почувствовал, как рука его сжимает какой-то предмет. Несколько мгновений он оставался неподвижным, остолбенев от ужаса и безнадежности… Когда же Феррон пришел в себя, когда его кулаки снова сжались в твердой решимости действовать, кучка сеньоров уже растворилась в ночи…

Король и придворные остановились всего в двадцати шагах от дома. Они с любопытством ждали, что же произойдет дальше.

– Ну, как вам понравился сюрприз? – спросил король.

– Великолепен! А какое лицо было у Феррона!

– Ба! – захохотал король. – Его удовлетворит цена колье, которое я только что оставил наверху.

«Любовник Мадлен только что передал Феррону ключ от дома, где была совершена супружеская измена!»… Такой вот «сюрприз» приготовил король-рыцарь!

Хрип, рыдания, вызванные ужасными страданиями, раздирали горло Феррона. Внезапно кто-то положил руку ему на плечо.

– Я пришел, мэтр Феррон, – прошептал неизвестный. – Я верен слову.

Феррон тупо посмотрел на подошедшего.

– Палач! – радостно вскрикнул он.

– К вашим услугам, мой господин. Вы сказали мне: «Приходи в восемь часов к ограде Тюильри. Ты понадобишься». Вот я и пришел!

Феррон вытер пот со лба, потом протянул руку палачу:

– Ты согласен совершить … то, о чем я с тобой недавно говорил?.. Не испугаешься?.. Не откажешься?

– Вы же заплатите!

– Речь идет о женщине… Согласен?

– Мужчина, женщина – какая разница!

– Всё готово?.. Повозка есть?

– Ждет там, за поворотом.

– Хорошо, – выдохнул Феррон. – Не раздумаешь? Не испугаешься? Доведешь дело до конца?

– В половине двенадцатого мне откроют ворота Сен-Дени. Я знаю там кое-кого из стражи. В полночь всё будет кончено: не важно, кто там – мужчина или женщина!

– Тогда жди здесь! Жди!

Феррон проскользнул в таинственный и притягивающий дом.

Наверху Мадлен Феррон томно одевалась, думая о том, что она расскажет мужу в их семейном очаге, объясняя причину своего долгого отсутствия…

Она ведь полюбила!.. Безумно, всей своей душой, всем своим телом она полюбила!

Своими влажными губами, зрачками, утонувшими в нежности, Мадлен Феррон сладко улыбалась собственному отражению в большом зеркале, перед которым она красовалась. Но внезапно губы ее похолодели. Голос у Мадлен пропал, и она застыла в неподвижности. Зрачки ее расширились от ужаса. Взгляд не отрывался от изображения, появившегося в зеркале. Оно отражало мужчину, только что открывшего дверь и остановившегося на пороге, бледного, словно призрак… Это было изображение Феррона!