Гранатовый синдром - Владимир Фиалковский

Я правильно поняла? — холодно отозвалась Елена, оставив в покое гранаты. — Что же ты предлагаешь, Рома? Только будь, пожалуйста, небанальным.

Последняя фраза смутила Романа, он отвел взгляд от двух, нацеленных на него, прицелов. В голове с бешеной скоростью крутились шестеренки мыслей, обрывки чьего-то опыта, книжного и жизненного. Казалось бы, в подобные ситуации люди попадают каждый день, и давно следовало бы появиться универсальному рецепту. Твоя женщина беременна, ребенок тебе не нужен, значит вот, что нужно сказать и сделать. Через пять минут вы расходитесь как ни в чем ни бывало. У вас по-прежнему все хорошо, вы — друзья, никто никому не должен. Нет никаких обид и угроз. Совсем уж идеальный вариант, когда лет через восемь или десять, она звонит и просит приехать, мол, сын хочет увидеть отца. И ты едешь, чтобы примерить на себя неведомое доселе состояние отца. Если оно не подошло по размеру, можно и отказаться от ноши, исключив все контакты, исчезнув с горизонта как случайный сухогруз. О, где ты, великая мощь искусственного интеллекта, готовая разрешить все вопросы человеческого бытия? К тебе, а не в исповедальню, потекут когда-нибудь страждущие познания и всепрощения людские потоки.

— Мне надо подумать, — процедил Роман, ерзая на поскрипывающей коже диване. — Это все очень неожиданно. Сама что планируешь делать?

Внезапно он возненавидел себя, понимая, что сдает позиции, перекладывая непростое решение на девушку. Та сидела, слегка наклонив голову набок и, как любознательный воробей, косилась на пыхтящего собеседника.

— Рома, ты смотришь тухлые сериалы и читаешь дрянные книжонки, если твой лексикон набит дешевыми фразами, — поучительный тон Елены заставил Романа покраснеть. — Почему бы нам вместе не поразмыслить, чтобы найти выход? Как смотришь на такое?

«У парня кто-то есть, помимо этой, в розовом платье, и она не дура, смекнула, что тот уже списал ее с корабля жизни», — определил Дмитрий, закинув в рот очередной кусок шницеля.

Бывают мгновенья, когда резко отпускает при осознании слабости проигравшего соперника, хоть тот и совершил перед этим подлость или почти уничтожил. И вот он забился в угол, готовый быть раздавленным как презренный таракан каблуком неотвратимого наказания. Тот, кто несколько минут назад выглядел могущественным и непобедимым, вмиг превратился в жалкое затравленное создание, и испарившиеся как пары спирта гнев и ярость сменяются на жалость и безразличие.

— Кто она? — не дождалась ответа Елена, удивившись собственному голосу: такая в нем засквозила усталость, словно она всю ночь разгружала вагоны с мешками капусты.

«Дошло, наконец», — с удовлетворением подумал Дмитрий, запивая мясо соком. — «Неглупая девушка, хоть и в легкомысленном розовом платье. Сцены не будет, факт!».

Сбивчиво, не глядя на спутницу и поняв, что отпираться бессмысленно, Роман поведал о последних месяцах двойной жизни. Сбивчивый рассказ напоминал заученный наизусть урок по ненавистному предмету. Тихо, безжизненно бубнил молодой человек, краснея от стыда, мучаясь медленно растекающимися по столу минутами, вплетенными инопланетными узорами в красно-белую скатерть. Слушая вполуха монотонную словесную капель, она не могла поверить, что еще десять минут назад ее настроение радикально отличалось от тотального опустошения, поразившего ее душу словно грибница паразитирующего организма. Валера. Какой еще к черту Валера? Вот заладил как попугай. Ах, да, так зовут ее соперницу. Какие родители называют дочерей мужскими именами? Валерии, Александры, Владлены, Евгении, Антонины, Степаниды и прочие Серафимы. Несформировавшиеся ожидания сыновей в утробах матерей-неудачниц. Они навсегда остались уродливыми мохнатыми гусеницами, не познав чуда перерождения в грациозных ярких бабочек. Она проиграла червяку и не знала, что ей делать. Елена чувствовала, что маленький бунтарь, зарождавшийся внутри нее, тоже был против Валерии, и вместе они должны были что-нибудь придумать.

За окнами мягко кружились, похожие на клочки ваты, крупные снежинки. Загадочными насекомыми облепляли они высаженные вдоль дома сизые, в отвесных лучах медового света фонарей, контуры одинаковых низкорослых елей. Завтра неубранные дороги предстанут многокилометровым адом для матерящихся автомобилистов, а обувь пешеходов пройдет испытания ядерной смесью из воды, грязи и реагентов. Но сейчас ценители изысканной еды наслаждались входившим в негуманный счет настоящим новогодним видом, и только одна Елена казалась погруженной в себя, не замечая нерукотворного волшебства. Не так она представляла сегодняшний вечер, вдребезги разбивший ее планы на будущее. Опустошенная и отверженная, Елена сидела перед мужчиной, лишившей ее надежды.

Ее разрывали противоречия. Может, побороться за этого высокого безусого мальчика, с немного вьющимися к низу цвета смолы волосами, с безупречной фигурой спортсмена и мягким, непошлым взглядом? Съездить к его родителям и все вывалить, как, мол, они относятся к тому, чтобы стать дедушкой и бабушкой? А ведь он даже ни разу не предложил ей познакомиться с родными, хотя в доме Елены был желанным гостем для ее матери. И сегодня между ними захлопнулась дверь: теперь каждый сам за себя, а она станет матерью. Или не станет? Еще есть варианты. Надо все продумать, взвесить, решить.

— Маша, не торопись, — за соседним столом уже в который раз выговаривал Дмитрий. — Если у тебя заболит горло, мама меня не простит. Согревай мороженое во рту, прежде чем глотать.

— Но мороженое такое вкусное, когда холодное! — растягивая гласные возражала девочка, сбавляя темп, но через пару мгновений снова с обычной скоростью уплетала сладкую субстанцию.

— Лучше я тебе еще одну порцию закажу, чем приведу домой нездорового ребенка, — предложил Дмитрий, на что Маша с благодарностью кивнула.

Дмитрий, параллельно, слушал Романа и наблюдал за реакцией его девушки. Вокруг суетились официанты, народ прибывал, становилось шумнее, поэтому части интересующего его диалога разбивались о звон столовых приборов и безобразный хохот нетрезвых павианов. Со стороны вряд ли кто-нибудь мог представить масштаб разыгрывающейся рядом трагедии, да еще в предвкушении праздника, пожалуй, самого светлого и чистого, наделяющего всех новым счастьем.

— Уверен, мы все сможем решить цивилизованно, — закончил Роман, сподобившись взглянуть на Елену.

— Сможем решить? — повторила она в прострации, словно не понимая, где находится.

Яркие снопы света проезжающих по проспекту автомобилей вызвали электрический разряд, жизнь вернулась, и в девушке заскрежетало желание запустить пепельницей в чужую маску вместо милого когда-то лица, но тут же ею овладело омерзение от страха увидеть бело-кремовые потроха раздавленного жука. Ей еще не доводилось переживать потрясение от разочарования в близких людях, когда лопаются ванты доверия, и мост рушится в ледяную пасть пролива, а вместе с ним все самое ценное, родное, любимое. Зачем она пригласила его в логово празднующих, жующих, веселящихся, среди которых сегодня вечером лишь один несчастный человек?

Голова лопалась от гнетущих мыслей, и, в надежде отвлечься, девушка вернулась к гранатам, обнажившим у надрезов края блестящей плоти. Маленькими, как у белочки,