Галактика мозга - Сергей Бакшеев

— Вы тоже занимаетесь нейронаукой?

Задавая столь общий вопрос, профессор хотел выяснить степень компетентности собеседника. Ведь нейронаука — это целый комплекс современных наук, изучающих самую удивительную и неизведанную субстанцию — мозг человека.

— Я маленький генетик. Я не такой больсой ученый как вы или господин Шувалов. Но я знать русский. Я приезжать в Петербург, чтобы переводить для других японских ученых.

При упоминании Шувалова Леонтьев поморщился. Строптивый зав лабораторией частенько ставил в тупик пожилого профессора. Он не знал, как относиться к его смелым идеям.

Юрий Михайлович искренне полагал, что всё новое в науке должно крепко опираться на прежние достижения. Священный храм науки строится веками, кирпичик за кирпичиком, этаж за этажом. Каждое последующее открытие обязано логически вытекать из предыдущего. Только так можно двигаться вверх. Частенько ученому не грех спуститься и вниз, чтобы подлатать и обновить обветшавшие истины предыдущих поколений.

Но Антон Шувалов мыслил иначе. Его смелые идеи выскакивали словно из ниоткуда. Они витали в облаках красивыми видениями, не опираясь на фундамент прошлого. Он игнорировал последовательное развитие науки. Чтобы доказать его правоту, по мнению Леонтьева, требовалось достроить недостающие этажи, а уж затем осторожно подступаться к решению подобных задач. Но многие молодые специалисты выскочку любили. Видные зарубежные ученые открыто восхищались идеями Шувалова. Его доклады были самыми посещаемыми на любой конференции и вызывали жаркие споры. Стремительный успех подчиненного тревожил директора, недавно перешагнувшего пенсионный возраст.

— Шувалов, — проворчал под нос Леонтьев.

— Да-да, Антон Шувалов! — радостно встрепенулся японец. — Шувалов-сан удивлять всех на конференции. Его доклад сейчас цитировать больше всех в мире. Наси ученые глубоко изучать его. И все, как это сказать… восторг!

«Все в восторге». Юрий Михайлович поймал в зеркале восхищенный взгляд Сатори и еще более помрачнел.

Вслед за громкой защитой Шуваловым докторской диссертации директор был вынужден выделить молодому ученому отдельную лабораторию. Тот собрал в ней небольшую, но разностороннюю команду из физика, математика, химика, биолога, программиста, физиолога, хирурга и инженера. Шувалов не признавал деления науки на четкие сектора и творил на стыке разных областей. У его лаборатории даже не было названия. Только номер: 7. Ее так и называли — Семерка.

— Господин Леонтьев. Я прилетать, чтобы встречаться с доктор Шувалов. Я иметь серьезное поручение к нему.

«Если б знал, что японцу нужен треклятый Шувалов, ни за что не поехал бы его встречать», — ругнулся про себя директор, а вслух учтиво спросил:

— Вас куда отвезти?

— Отель «Националь». Мне там заказан номер.

— Это хороший отель, но дорогой.

— Не беспокойтесь, господин Леонтьев. Меня отправлять в Москву отень богатый человек.

Юрий Михайлович вспомнил о крупной корпорации, про которую упомянул работник МИДа, и призадумался. На сколько известно, эта компания производит автомобили и механизмы. Зачем им ученый, исследующий мозг человека? И что за японец свалился ему на голову? Почему за него просят на таком высоком уровне?

— Господин Сатори, я директор Институт нейронауки. Антон Шувалов мой подчиненный. Вы приехали в командировку в мой институт?

Японец задумался, пытаясь понять запутанный вопрос русского начальника. Всю дорогу он не выпускал из рук странный футляр, будто в нем находилась бесценная реликвия.

Так и не разобравшись, Хисато Сатори повторил заранее приготовленную фразу:

— Я прилетать, чтобы встречать доктор Шувалов. Я иметь поручение к нему от высокого господина. Он устал здать. Мне нужна встреча с Шуваловым. Срочно. Вы мозете звонить ему?

— Сейчас? Вы хотите встретиться сегодня?

— Отень хочу.

— Сегодня воскресенье. Все отдыхают.

— Больсие ученые не отдыхают. Они всегда много думать. — Сатори добродушно улыбнулся, как будто объяснял ребенку азбучную истину.

Леонтьев насупился. «Значит я уже не большой ученый. Как он меня назвал? Крупным. Интересно, это относится только к моей фигуре?»

— Позвоните Шувалову. Позалуста. Больсое спасибо, — лебезил на все лады вежливый японец.

Помня, что по поручению МИДа, он представляет сейчас огромное российское государство, Юрий Михайлович обреченно вздохнул и набрал номер непокорного доктора наук. Антон Шувалов не ответил. Для очистки совести директор повторил вызов. Долгое ожидание опять ни к чему не привело.

Леонтьеву такой результат понравился.

Длинные волосы Людмилы Вербицкой плавно поднялись к поверхности воды, качнулись, как белые водоросли, и вновь исчезли в глубине.

Антон, не раздумывая, нырнул. Грудь обдало холодом. Руки отчаянно шарили в темной воде и никак не могли найти тело самой красивой сотрудницы Института нейронауки.

В смятых джинсах на берегу реки забытый мобильник наигрывал классическую мелодию, но ее никто не слышал.

Антон Шувалов с шумом вынырнул, жадно глотнул воздух и снова ушел под воду.

Шестилетний Саша тряс маму за руку, показывал на уплывающий мяч и, заикаясь, твердил:

— М-мама, м-мяч…

Ольга хмурилась, проклиная свое согласие на пикник с Вербицкими. Она же помнила, каким кобелиным взглядом Антон порой смотрел на яркую Людочку, а та, вот же стерва, лукаво подзадоривала его.

Борис Вербицкий топтался в кроссовках у кромки воды и нервно теребил пуговицу рубашки, расстегивая и застегивая ее. Увидев, как Шувалов вынырнул, обнимая подмышки Людмилу, он запричитал:

— Людочка. Что с ней? Она шутит?

Антон пятился, вытаскивая на берег обмякшее женское тело. Тонкие руки девушки безвольно свисали, длинные ноги волочились по траве, с распрямившихся белых волос стекала вода. Антон уложил Людмилу на спину, коснулся пальцами сонной артерии, замер.

— Что с ней? Что? — мямлил Борис.

Шувалов повернул мокрое лицо. Его карие глаза, обычно глубокие и умные, сейчас излучали боль и отчаяние.

— «Скорую» вызывай! — огрызнулся он. — Срочно!

Ольга вздрогнула и прижала к себе притихшего сына. Борис закрутил головой, ощупал карманы, зачем-то снял и вновь одел очки.

— Телефон, телефон, — озабоченно бормотал он.

— На скатерти, рядом с бутылкой! — рявкнул Антон, бесцеремонно копаясь пальцем во рту Людмилы, чтобы расправить язык.

Он запрокинул голову девушки, прижался губами к ее раскрытому рту и шумно выдохнул. Ладони, положенные одна на другую, раз двадцать ритмично надавили на грудь Людмилы. И вновь последовало искусственное дыхание рот в рот.