Ноздря в ноздрю - Феликс Фрэнсис

— А что случилось с остатками еды? — спросила Анджела Милн.

— Не знаю. И не думаю, что много осталось. Мои сотрудники — стая волков, когда дело доходит до остатков. Сметают все, что найдут на кухне. А не поеденное гостями отправляется в контейнер, от содержимого которого избавляется «Стресс-фри».

— Все ели одно и то же?

— За исключением вегетарианцев.

— А что подавали им?

— Салат из помидоров с козьим сыром на закуску, вместо копченой рыбы брокколи, сыр и запеченные макароны. Один вегетарианец заказал поджаренные на гриле грибы на закуску, шашлык из овощей как основное блюдо и салат из свежих фруктов на десерт.

— Сколько было вегетарианцев?

— Понятия не имею. Скажу только, что запеченных макарон всем хватило.

— Гостей, как я понимаю, было много?

— Мы накрыли столы на двести пятьдесят персон. Я заказал двести шестьдесят куриных грудок, на случай, что некоторые окажутся маленькими или поврежденными.

— Что значит поврежденными?

— Побитыми или порванными. Я не очень хорошо знал поставщика, вот и заказал с запасом. Но все они оказалась кондиционными, и мы их приготовили. Вегетарианское меню я заказывал из расчета на двадцать человек, плюс любитель грибов. В итоге осталось порядка тридцати или тридцати пяти порций. Их и съели мои сотрудники и нанятые на вечер помощники. Уж не помню, каких блюд осталось больше, вегетарианских или рыбных с мясными. Смели все. Послушайте. Мне действительно нужно идти. Я уже опаздываю.

— Хорошо, мистер Мортон. Еще один момент.

— Да?

— Вам этой ночью было плохо?

— Если на то пошло, да.

Не плохо — ужасно.

К тому времени, когда я наконец добрался до ипподрома, водитель фургона «Стресс-фри кейтеринг» уже выгрузил чуть ли не все, что привез.

— Начинаю думать, что сегодня — не мой день. — Его голос сочился сарказмом.

Он выкатил на оснащенный гидравлическим подъемником задний борт металлический контейнер с посудой, привел в действие механизм. При контакте борта с землей посуда зазвенела. Я бы не возражал улечься на этот самый борт, чтобы он поднял меня на уровень кровати, куда я перекатился бы сам. Бодрствовал уже двадцать шесть часов и помнил, что в длинном списке пыток КГБ лишение сна занимало едва ли не первую строчку.

— Это вы забирали вчера все грязное? — спросил я.

— Ни в коем разе. Я выехал из Ипсвича в семь, а до этого пришлось все загрузить. Так что работаю с половины шестого. — В его голосе слышались обвиняющие нотки, и я полагал, что это справедливо. Не мог же он знать, как я провел эту ночь.

— Все, что вчера загрузили в фургон, еще в нем? — спросил я. Я же видел, что сегодняшний ленч не шел ни в какое сравнение со вчерашним обедом. К примеру, кухонное оборудование не привезли вовсе.

— Сомневаюсь, — ответил он. — По приезде все обычно сразу разгружают и моют, в том числе и кузов фургона.

— Даже по субботам?

— Абсолютно. Суббота у нас — самый напряженный день недели. Свадьбы и все такое.

— А что происходит с мусорными контейнерами? — спросил я его в надежде, что остатки еды отправляют какому-нибудь фермеру, разводящему свиней.

— У нас есть промышленное устройство для переработки отходов. Вы понимаете, точно такое же, как под кухонной раковиной, только гораздо больше. Отходы размельчаются, смешиваются с водой и спускаются в канализацию. Потом контейнеры пропаривают. А зачем вам это нужно? Что-то потеряли?

«Только желудок, — подумал я. — И репутацию».

— Из чистого любопытства, — ответил я. Понял, что мисс Милн все это не понравится. Ни кухни, которую можно проинспектировать, ни остатков приготовленных блюд для анализа. Я и сам не мог сказать, радоваться мне или огорчаться. С одной стороны, не было никакой возможности доказать, что отравление вызвано моей едой. С другой — не докажешь и обратное.

— Куда мне это все поставить? — Мужчина указал на металлические контейнеры на колесиках.

— Застекленные ложи номер один и два на втором этаже Лобовой, главной трибуны.

— Хорошо. — И он оправился на поиски грузового лифта.

Как и предполагало название, Лобовая, главная трибуна находилась рядом со столбом у финиша и относительно скаковой дорожки располагалась так, что лошади набегали на нее. Из лож открывался наилучший вид, так что пользовались они наибольшим спросом. Тракторостроители из Делафилда поступили правильно, зарезервировав за собой пару лож в столь знаменательный для них день.

Я прошел мимо великолепной главной трибуны «Тысячелетие», направляясь в офис управляющего ипподромом. Вокруг все гудело. В бары подвозили пиво, сотрудники других компаний, обслуживающих другие ложи, бегали туда-сюда с подносами копченой семги и мясных деликатесов. Работники ипподрома наводили последний лоск: рыхлили землю на клумбах, подкашивали и без того короткую траву. Армия молодых людей расставляла столы и стулья на лужайке перед киоском с рыбопродуктами, готовясь к прибытию тысяч зрителей. Все выглядело как всегда, за исключением меня. Так, во всяком случае, я думал в тот момент.

Я всунулся в открытую дверь кабинета управляющего.

— Уильям пришел? — спросил я крупную женщину, которая наполовину стояла, наполовину сидела на столе. Уильям Престон, управляющий, был на вчерашнем обеде.

— Раньше одиннадцати он не появится, — ответила женщина.

«Что-то тут нечисто, — подумал я. — День скачки „2000 гиней“, а управляющий ипподрома не появится до одиннадцати».

— Похоже, у него выдалась тяжелая ночь, — продолжила она. — Съел что-то не то. Очень не вовремя, доложу я вам. И как я могу со всем справиться одна? Мне не платят так много, чтобы я со всем справлялась одна.

Зазвонил телефонный аппарат, стоявший на столе рядом с ее внушительным задом, и избавил меня от продолжения разговора. Я вернулся к фургону «Стресс-фри кейтеринг».

— Значит, так, — сказал шофер, он же грузчик и экспедитор. — Все заказанное вами в контейнерах. Будете проверять перед тем, как расписаться за доставку?

Я всегда все проверял. И частенько находил в бумагах неточности. Но сегодня решил рискнуть и не глядя расписался на бланке, который он мне протянул.

— Отлично, — кивнул он. — Еще увидимся. Я все заберу в шесть часов.

— Нет вопросов, — ответил я. «Шесть часов» лежали в далеком будущем. Слава богу, я уже приготовил и стейки, и начинку для пирожков. Оставалось только разложить ее в овальные керамические формы, закрыть слоем теста и поставить в горячую духовку на тридцать пять минут. Нарезанные овощи дожидались в холодильной камере моего ресторана, как и спаржа, которая ждала, когда ее сварят. Летние пудинги я приготовил в четверг, во второй половине дня. И тут работы было немного: достать из форм да украсить взбитыми сливками и половинками клубничек. Говорить Мэри-Лу о том, что клубнику вырастили на юго-востоке Франции, я не собирался.