Скандальная дуэль - Дон Мактавиш

– Ба, да это Саймон Радерфорд, граф Кевернвуд, – сказала леди Холлингсуорт. Прищурившись, она впилась взглядом в свою цель как хищный хорек. – Я не знала, что он возвратился.

Дженна в замешательстве посмотрела на мать.

– Он был за границей, дорогая, пока его по инвалидности не демобилизовали из флота. Знаешь, он служил под началом Нельсона. Я слышала, что он был ранен в сражении при Копенгагене. Видишь, он хромает.

– Как получилось, что он у нас ни разу не был?

– Лорд Кевернвуд мало времени проводит на побережье, милая. Он предпочитает городской дом, а не Кевернвуд-Холл. Я удивлена, увидев его здесь. Обычно он держится особняком. С этим семейством связан какой-то скандал, касавшийся старшего брата Саймона, который умер в Индии. Отец лишил его наследства задолго до гибели, оставил без гроша. Это было что-то неделикатное, дорогая, но тише, тише. Там камердинер Саймона. Видишь?

Дженна проследила взглядом за пальцем матери, указавшим на высокого стройного седовласого мужчину, спешащего за графом и его спутниками.

– Саймон останется на уик-энд, – не унималась леди Холлингсуорт. – Как странно. Он так редко бывает в обществе. Я уверена, что леди Марнер будет что рассказать. Ты ее знаешь.

Граф не оглядывался. Трио, казалось, направилось в столовую, и Дженна остановилась.

– Я не пойду, мама, – сказала она. – Вернусь в свою комнату и распакую вещи. Пока ты найдешь горничную, перья уже не поправить. Эмили заглядывается на одного из лакеев. Займись этим, а не то мы получим выговор от леди Марнер.

Леди Холлингсуорт сердито возражала, но Дженна не обращала на нее внимания. Воспользовавшись подозрительностью матери, она вернулась в свою комнату. Живые сапфировые глаза графа не давали Дженне покоя. Почему его взгляд так сразил ее? И почему ее расстроило, что он стал свидетелем ее разногласий с матерью? Она этого не понимала, но смутилась и пришла в замешательство.

Странные, тревожные ощущения, которые она испытала, когда взгляд этих глаз пронзил ее, снова вернулись. Жар залил ее щеки, когда она распаковывала костюм. Ее тонкая кожа легко вспыхивала румянцем. Это всегда тяготило Дженну и было для нее настоящим проклятием. Она задумалась, не покраснела ли на лестнице, и ее сердце подпрыгнуло при мысли, что незнакомец, возможно, это заметил.

– Слава Богу, что это костюмированный бал, – подумала она вслух, расправляя помявшиеся перья на платье.

Немного позже появилась служанка Марнеров с подносом, а следом за ней раскрасневшаяся Эмили. Дженна не знала, что причиной этому румянцу: тайная встреча с лакеем или стычка с леди Холлингсуорт. Последнее казалось более правдоподобным.

Эмили исчезла с костюмом, а Дженна подвинула чиппендейловский стул к столу, на который горничная поставила поднос. Под серебряной крышкой на блюде лежали мясной пирог, тушеные овощи, разнообразные сыры и хлеб. Налив себе чашку чаю, Дженна лениво жевала сыр с хлебом. Мясного пирога ее желудок от волнения не вынес бы.

Наряд Дженны вернулся во всей красе, два лакея принесли ванну и поставили в гардеробной. Затем служанки наполнили ванну водой и оставили Дженну с Эмили.

Вода была божественная, благоухавшая маслами лаванды и розмарина. Дженна с наслаждением окунулась в ласкавшее тело ароматное тепло. Она закрыла глаза, но перед ее внутренним взором тут же возник образ графа, и жаркой волной нахлынули острые ощущения, которые он вызвал в ней. Они мучительно возбуждали и немало пугали Дженну, казалось, усиливаясь оттого, что она нагая лежит в ванне, полной ароматной воды. То, что эмоции у нее вызвали живые сапфировые глаза графа, а не тусклые карие Руперта, тревожило. Так тревожило, что она выскочила из ванны.

Эмили высушила ей волосы и помогла надеть костюм. Дженна сидела, тщеславно размышляя, как убрать под капюшон свою длинную белокурую гриву, когда в маскарадном костюме из смежных покоев вошла мать. Леди Холнингсуорт, судя по всему, изображала Елену Прекрасную, из-за которой разразилась Троянская война, но выглядела так, будто забыла надеть платье, решила Дженна. Для такого костюма вдова была слишком маленькая и пышная, поддерживающий грудь огромный корсет только ухудшал положение.

– Помоги нам, мама. Мы в растерянности, – сказала Дженна, пряча улыбку. – Что мне делать с волосами? Они слишком густые и не уместятся в шапочку, а если их распустить, они слишком длинные и будут видны из-под капюшона.

Сначала попробовала найти решение задачи Эмили, потом и леди Холлингсуорт приложила руку. Модистка создала превосходный головной убор для лысой женщины, думала Дженна. Наконец волосы свернули кольцом на шее, уложили в сетку и замаскировали шелком.

– Такие длинные волосы уже не в моде, Дженна, – ворчала леди Холлингсуорт, суетясь над дочерью. – Давно надо было их отрезать. Ладно, ничего страшного. Когда ты снимешь костюм, дорогая, выпусти локоны вокруг лица. Середина вполне приличная, и волны падают естественно. Так и надо сделать.

Поглядев в большое зеркало, Дженна должна была признать, что мадам Флобер превзошла себя. Голова лебедя совершенна. Прорези для глаз были сделаны под нужным углом, следуя за естественным изгибом ее серебристо-серых глаз, ниже клюва виднелись рот и подбородок. Она была просто великолепна.

Заблаговременные приглашения на танец в этот вечер отменили, поскольку забавно было угадать под маской партнера, что в большинстве случаев не составляло труда. Руперт узнает ее? Дженна надеялась, что нет. Она хотела веселиться, получать удовольствие или по крайней мере попытаться это сделать. Костюм позволял ей притвориться, что она вовсе не леди Дженна Холлингсуорт, которая, совершила убийство и собиралась из-за этого погубить свою жизнь. Она была прекрасным беззаботным лебедем и стремилась расправить крылья и летать.

Эта восхитительная фантазия растаяла, однако, в ту минуту, когда Дженна вошла в бальный зал. Оркестр играл Баха, а гости в костюмах один причудливее другого текли через сводчатый проход. Она почти сразу узнала Руперта, одетого фараоном в соответствии с очень популярным в свете стилем. Дженна до сих пор не обращала внимания, что архитектор Джон Нэш, обновляя интерьеры Мурхейвен-Мэнора в стиле ампир, привнес египетские элементы, ставшие популярными после Египетской кампании. Как она могла не заметить? Везде чувствовались революционные прикосновения знаменитого архитектора. Дженна не была уверена, что ей это нравится.

Какое-то время ей удалось избегать Руперта, поскольку его тут же окружили несколько членов палаты лордов, ради такого случая прибывших из Лондона. Помолвку должны были объявить в полночь. Сигналом к этому было бы появление отряда лакеев с серебряными подносами, уставленными бокалами с шампанским. Однако до этого события было еще больше двух часов, а в таком заметном костюме в зале спрятаться трудно.

Танцы начались с кадрили. За галопом последовал дерзкий венский вальс, затем снова кадриль… до объявления помолвки четырнадцать танцев. Дженна танцевала первую кадриль с маркизом Роксбури. Полный пожилой человек с одышкой, от которого пахло луком, он нарядился судьей и не мог удержать на голове парик. Это было тошнотворно, и Дженна возблагодарила судьбу, что ее желудок пуст. Своего партнера по вальсу она не узнала. На нем были просторное домино и маска, напоминавшая ястреба. Многие из гостей нарядились птицами. В бальном зале были крылатые создания всех сортов, одно краше другого – совы, соколы, вороны, – и все щеголяли грозными клювами. Но птицы были не единственными представителями фауны. Дженна особенно восхищалась маской льва лорда Эклстона, которого выдал глубокий мрачный голос. Точно также как и в ее костюме, капюшон полностью скрывал голову лорда. Лорд Эклстон танцевал с Дженной галоп.